Поп и пришельцы
Шрифт:
Отец Герман сел за стол напротив.
– Для начала рассказывай, Борис, как у тебя дела. Символ веры прочитал?
Борис потупился.
– Там язык нерусский…
– Ничего страшного. Есть перевод, объяснения.
– Объяснения прочел, – немного воспрял Боречка.
– Что-нибудь понял?
– Понял… Только странно это все. А как же эволюция?
– Знаешь что, Борис, – решительно заговорил отец Герман, – начнем-ка мы не с эволюции, а с чего-нибудь поближе.
– Например?
– Например – ты любишь Алину.
– Ну, – насупился Боречка.
– Представь себе, что Бог – это Любовь. Очень большая,
– Так ведь это моя любовь? – уточнил Борис. – При чем тут еще кто-то?
– Твое высшее образование – оно тоже только твое?
– Конечно, – немного оскорбился Боречка.
– А как же ученые, которые собирали и изучали информацию? Популяризаторы, которые написали учебники? Твои преподаватели? Они тут не при чем?
Борис помолчал, потом сказал:
– Я приблизительно понял.
– Давай мы с тобой, Борис, поступим как китайцы. Сначала ты выучишь все, что положено, а потом – может быть, спустя годы, придет осознание.
– Ладно, – согласился Боречка.
– Теперь вот что. Посмотри-ка на эту книгу.
Отец Герман придвинул к младшему зоотехнику труды доктора Кармайкла. Борис взял, с недоумением перелистал.
– Инопланетяне какие-то… Но ведь это полный бред, отец Герман? – И поднял глаза, опасаясь, что опять сказал не то.
– Именно что бред, – кивнул отец Герман. – Осталось только понять, чей именно… Ты ни у кого такой не видел?
– Нет…
– Подумай. Может быть, мимоходом… Может, несколько лет назад.
– Тут и думать нечего, – решительно объявил Боречка. – Скотоводы вообще редко читают. Про кроликов бы успеть… материал ведь огромный. И все время новые сведения…
– Если все-таки вспомнишь, – настойчиво повторил отец Герман, – то сразу скажи.
Борис осторожно пожал плечами.
– Ну все. Иди, – распорядился отец Герман.
Боречка поднялся, поставил табурет к стене.
– Алине передай, что все будет в порядке, – добавил отец Герман. – Не беспокойся – обвенчаю. И пусть слушается Драговозова, в лес не ходит. Все понял?
– Более-менее, – сказал Боречка и ушел.
Поярковскую библиотекаршу звали Вера Сергеевна Стафеева. Это была старая дева, мужеподобная, с хриплым прокуренным голосом. Годы существенно округлили бока Веры Сергеевны, наделили ее астмой, но не отучили ни от суровой неряшливости в быту, ни от ненависти к читателям. Она носила засаленные брючные костюмы немарких расцветок – например, темно-зеленый с блеклыми фиолетовыми «огурцами» или серый с крупным горохом цвета мокрого асфальта, – и тяжелые мужские ботинки. Достоверно о Вере Сергеевне было, к примеру, известно, что она во многом усовершенствовала и упростила свою повседневную жизнь. Так, тарелок в доме Веры Сергеевны было ровно семь. Она использовала каждый день по тарелке, а в воскресенье вечером перемывала их все в тазу. В «стекляшке» Вера Сергеевна совершала покупки – опять же раз в неделю, по понедельникам: брала строго просчитанное количество консервов, растворимых супоимитаторов и специальный хлеб с отрубями, о котором лет тридцать назад прочитала в популярном журнале, что он хорош для пищеварения.
Читателей она невзлюбила первой, еще девической ненавистью и с годами
И не то чтобы Вера Сергеевна так уж почитала печатное слово. Просто убытки раз в пять лет подсчитывались инвентаризационной комиссией, и у Веры Сергеевны случались хоть и грошовые, но все же болезненные неприятности.
Любимых врагов у Веры Сергеевны было двое: Драговозов – этого она ненавидела платонически, поскольку Николай Панкратович обитал далеко и библиотекой не пользовался; и Гувыртовский – с ним у нее, напротив, установился давний физический контакт.
Драговозов находился у библиотекарши в немилости исключительно потому, что в свое время наотрез отказался ее спонсировать. Она пробилась к нему на прием и выложила ему на стол план реконструкции библиотечного дела в Пояркове, изложенный в двадцати одном пункте на листке из школьной тетради. План предусматривал, в частности, ежегодную комплектацию новинками художественной и специальной литературы, подписку на популярные периодические издания, проведение (не реже раза в квартал) публичных лекций на актуальные темы: сохранение здоровья, проблемы экологии, исследование космоса – и так далее.
Драговозову самым активным образом предлагалось выступить спонсором проекта и регулярно вкладывать изрядные суммы в развитие культуры поселка.
Минут пять Драговозов созерцал план развития. При этом кроликовый магнат выглядел довольно сонным. Затем нажимом кнопки на панели стола он материализовал в кабинете круглолицего малого с кобурой на заду. В кобуре имелся законно оформленный, где надо зарегистрированный и славно смазанный пистолет.
Малый с веселой преданностью поглядел на Драговозова. Тот ожил, закряхтел и выдавил:
– Это… чтоб никогда больше… эту шкрыдлу…
Вера Сергеевна поначалу не осознала, что речь идет о ней лично и совершила крупную ошибку. Потоптавшись мужскими ботинками по красивому драговозовскому ковру, она взялась за край стола, интимно приблизилась к Драговозову и проговорила:
– Так вы поразмыслите над нашим разговором, Николай Панкратович. Дело хорошее и вам вполне по плечу.
– Вон!!! – заорал Драговозов без предупреждения.
Охранник взял Веру Сергеевну за крепкий, угловатый локоть и увел. Он не отпускал ее до тех пор, пока она не оказалась за воротами, хотя она страстно уверяла, что хорошо запомнила дорогу.
– Мало ли, мало ли, – приговаривал круглолицый малый.
Оказавшись на лесной дороге, Вера Сергеевна ушла за холмик и там долго плакала от обиды. Смутно она почему-то догадывалась: обладай она кисленьким смазливеньким личиком и фарфоровой фигуркой средней «бобки» – студентки библиотечного факультета – и Драговозов отнесся бы к ней менее бессердечно.
Впрочем, спустя неделю он прислал в дар библиотеке старый компьютер и программный пакет «Базы данных для библиотек», и Вера Сергеевна нашла утешение в каталогизации фондов. Кроме того, она создала базу данных читателей, что оказалось нетрудным делом, поскольку читателей было немного.