Поп и пришельцы
Шрифт:
Вера Сергеевна бросила взгляд на его обувь и увидела, что ботинки действительно чистые.
– Да? – произнесла она чуть мягче, чем собиралась.
– У меня к вам дело, – сказал отец Герман и вынул из пакета книгу.
– Хотите подарить? – спросила Вера Сергеевна. – В библиотеку часто несут разную макулатуру, которую выбросить жалко. И еще деньги за нее хотят.
– Нет, я просто хотел узнать – есть ли в ваших фондах такая книга.
Вера Сергеевна взяла книгу, раскрыла и увидела на первой странице автограф Гувыртовского. Он часто надписывал принадлежащие
Вера Сергеевна поджала губы.
– Гувыртовский? – произнесла она. – Полагаете, он украл книгу из фондов библиотеки? Это очень возможно.
Она включила компьютер и некоторое время искала по базе данных. Наконец на экране появилась желтая карточка – «Кармайкл, доктор. Тысячелетний опыт…»
– Да, – произнесла Вера Сергеевна, выписывая шифр на клочок газеты, – в фондах такая книга была.
– Ее давно спрашивали в последний раз?
Вера Сергеевна кольнула отца Германа взглядом.
– Молодой человек, почему библиотекарь должен запоминать, кто и когда брал какую-то книгу в библиотеке? Я не автомат!
Она тяжело поднялась и удалилась за дверь, где таились стеллажи.
Пока библиотекарша отсутствовала, отец Герман заглянул на карточку. Информации о читателях на ней не было. Тогда он поискал список читателей, но все записи оказались недавними и содержали только текущие данные.
Когда Вера Сергеевна явилась из хранилища с книгой в руках и увидела отца Германа за компьютером, ее лицо приобрело страшный землистый оттенок. Но у отца Германа была наготове другая маленькая хитрость.
– Превосходный каталог! – сказал он. – Очень профессионально. Я видел такой в Москве, в Ленинской библиотеке. Это ведь форма, разработанная Международной Ассоциацией Книгочитален «Париж-Лондон-Прага»?
Вера Сергеевна, глазом не моргнув, подтвердила, добавив, что отдала каталогизации фондов многие годы.
– А данные о том, кто и когда брал книгу – не хранятся? – поинтересовался отец Герман.
Вера Сергеевна пожала плечами:
– Зачем?
– Для социологических исследований, – пояснил отец Герман. – Я знаком с одним библиотечным работником из Харькова, так он на базе подобного материала защитил кандидатскую диссертацию.
Вера Сергеевна пожевала губами и произнесла:
– Согласно теории Франкенштейна, все в мире относительно. Кому-то интересно писать никому не нужные диссертации, а кто-то пытается удовлетворить культурные потребности народа.
Отец Герман быстро отвернулся, как бы высматривая нечто, чтобы Вера Сергеевна не увидела выражения его лица.
– Там что, кошка?
– Есть одна или две… – небрежно бросила Вера Сергеевна. – Я их не прикармливаю. Если голодные – пусть ловят мышей.
– А это вы напрасно, – заметил отец Герман. Он уже пришел в себя после «теории Франкенштейна». – Кошка-мышеловка охотится даже сытая. Это инстинкт.
Богатой мимикой Вера Сергеевна выразила все свое отвращение ко всякого рода инстинктам. Отец Герман между тем взял библиотечный экземпляр «Опыта» и начал его перелистывать. Он и сам не знал, что именно рассчитывал найти.
Лет
В начале XXII века от полной компьютеризации книг стали отказываться. Постоянное чтение с экрана вызывало головную боль, ухудшало зрение, поэтому многие пользователи, переписав файл, распечатывали его и переплетали. Эти работы отнимали время и обходились недешево; как следствие – страна обросла кустарными фирмочками, которые создавали бумажные книги из материала заказчика. К 2110-м годам появились крупные книгопечатающие концерны, и бумажные библиотеки восторжествовали над электронными.
– Что вы там высматриваете? – с подозрением спросила Вера Сергеевна. – Скажу вам откровенно, я удивлена, что Гувыртовский ее не украл. Для него это нетипично.
– Да? – переспросил отец Герман, вороша страницы. – А что для него типично?
Вера Сергеевна принялась что-то рассказывать, но он больше не слушал. В том экземпляре, что хранился в поярковской библиотеке, были вырваны вклейки. Те самые, с портретами инопланетян. Отец Герман, увидев это, едва не задохнулся. А когда вновь обрел способность общаться, то неожиданно для себя сказал библиотекарше:
– Не будь вы такой тупой дурой, сохранили бы записи в формулярах! Ищи теперь убийцу!..
– Какого убийцу? – ему в спину закричала Вера Сергеевна. Она выбежала на лестницу, свесилась через перила, и ее голос разнесся по пустому холлу: – Сам тупой! Обскурант! Дрянь!
С холма, где стоял дворец культуры, далеко было видно. Прозрачный, грустный лес – в одну сторону, буроватые луга и темная речка – в другую. И церковь хорошо различима. Отец Герман легко сбежал по трем ступенькам бетонного крыльца и зачавкал по осенней дороге.
Матушка Анна Владимировна находилась уже дома и варила рябиновое варенье. После «Сироты» и беседы, закончившейся так бурно, отец Герман с особенной радостью увидел в окне кухни снующую матушку. Порой ему казалось – когда он смотрел на нее вот так, со стороны, пока она стряпает или занимается стиркой, – что вот-вот высунутся из-под ее платка иголочки, и она засопит, как Ухти-Тухти: тух-тух-тух!..
Заметив супруга, Анна Владимировна вышла ему навстречу, одергивая на ходу фартук:
– Беда, Герман Васильевич! В «стекляшке» только об этом и разговор. Я не стала слушать подробности…
Отец Герман окоченел.
– Кто? – спросил он глухо.
Матушка поморгала, а потом вдруг улыбнулась.
– Жив он, жив! Борька Манушкин, зоотехник.
– А что такого с Манушкиным?
– Отравился! Доктор уже был, говорит – будет жить.
– Отравился? Прогнило что-то в датском королевстве! – сказал отец Герман. – С чего бы Манушкину травиться? С Алиной поссорился?
Анна Владимировна немного виновато сказала:
– Ты мне сам, батюшка, запретил слушать сплетни. Я сахар купила и ушла.