Попаданец на максималках - 1

Тампио

Я не особенно много уделял внимания пересказам подвигов присутствующих лиц, поскольку они, как правило, получали случайные ранения, когда не особо дальнобойные пушки неведомым образом умудрялись попасть ядрами поблизости со штабом того или иного полка. Так себе героизм, если честно. Понятно, что если представить императрице младших офицеров и обычных солдат, то их подвиги будут более интересны, а вот лёгкие ранения и контузии полковников мало кого удивят. Надо бы почитать на досуге наградные листы, особенно те, которые не получили одобрительные резолюции. Благо все их, как одобренные, так и нет, обязаны отправлять в военное министерство. Всё-таки в бюрократии есть и свои положительные стороны, как ни странно.

— О чём загрустили, сын наш? — тихо спросила

Елена Седьмая, стараясь не привлекать к своему вопросу сидящих за столом.

— О подарках кахану, — как можно искреннее ответил я.

— Хмм… Уж не хотите ли вы запустить свою руку в привезённые трофеи, как это уже сделали раз?

— Пуркуа бы не па?

Маман слабо улыбнулась и продолжила прерванную тихую беседу с военным министром. Показалось, что она обсуждает данную проблему, но нет, доступ к ящикам будет закрыт и завтра, и послезавтра, и ещё несколько дней. Императрицу почти не интересовали подобные железки, а раз они прежде всего привезены ей, то граф Литта, назначенный министром вместо арестованного Волловича, скрупулёзно держался всех предписанных формальностей и отказал даже мне даже в осмотре привезённого. Конечно, пришлось его похвалить, скрепя сердцем, за такое радение при выполнении своих обязанностей.

В последующие дни я осмотрел пушки, предложенные уральскими литейщиками, и почти сходу отверг особо крупные калибры. Брать крепости сейчас никакие не собираюсь, а вот средние и мелкие могут понадобиться. Эти, похожие на кулеврины, орудия с энтузиазмом одобрил, но строго наказал, чтобы размеры и калибры были одинаковыми. Представители Яния Лекайна и Агита Зерова искренне недоумевали, но, видя мою непреклонность, вынужденно согласились, что стандартизация может быть полезна. Кстати, надо будет обсудить это и с военным ведомством.

Одной из причин неприятия единых размеров была та, что существовало множество пушечных дел мастеров, и если в сражениях их изделия захватывались, то не факт, что новые стандартные ядра к ним подойдут.

— Ерунда! — не став выслушивать до конца, ответил я. — В любом случае не окажется ядер нужного калибра и придётся подыскивать более или менее подходящие. К тому же именно сейчас меня интересуют не столько ядра, сколько картечь.

Кстати, надо будет подумать о картечных снарядах, а ещё лучше — о картечной гранате и примерить на себе лавры капитана Генри Шрэпнела, который за своё изобретение в течение десяти лет был повышен до звания генерала. Пришлось опять прорывать глухое сопротивление, поскольку сейчас картечь просто упаковывают в мешочки, которые потом закладывают в ствол пушки. Надо искать очередного изобретателя-специалиста, на которого можно будет скинуть проблемы модернизации вооружения, а то одного Власа на всё не хватит, как и меня.

Что-то мелькнуло на краю сознания и угасло. Что-то интересное. О чём я сейчас думал? О вооружении, об изобретателях… Что надо их найти… Точно! Пленные германцы! Их человек тридцать и все далеко не простые солдаты, которых показывать как животных в зоопарках никакого смысла нет. Могут среди них найтись артиллеристы и прочие специалисты? Могут. Ведь не все же они штабисты. Пришлось опять идти к Виктору Павловичу Литта и запрашивать список захваченных офицеров.

— Простите, Ваше Высочие, — удивился товарищ военного министра, — зачем они вам? Многие из них узколобые вояки, смысл жизни которых строить солдат в колонны и маршировать в сторону врага. Чем быстрее они помрут, тем быстрее с министерства будет снята обязанность возить их в клетках по городским площадям.

Я лишь улыбнулся чиновнику, который не служил в армии, но сейчас работает в военном ведомстве лишь по той причине, что умеет хорошо считать и дотошен в мелочах.

— Возможно, мне кто-нибудь из них понадобится, граф. Да и вам польза от сего будет, поскольку общие расходы на их содержание уменьшится.

Граф кивнул, и через четверть часа посыльный принёс список пленных. Я занялся ознакомлением с ним, а собеседник опять уткнулся носом в свои гросбухи.

Та-а-ак…

Почти одни лейтенанты и капитаны, взятых в плен во время боёв. Имеется так же пара полковников, обнаруженных случайно под завалами одного из городских зданий. Есть ещё несколько штабистов, которых, кажется, присоединили к трофейному обозу просто потому, что у них оказалась красивая форма. Никто же особо не будет разбираться, показывают им боевых офицеров или делопроизводителей. Ну и что мне делать? Придётся беседовать с каждым, поскольку в списке о них лишь общие фразы. А для этого придётся ехать в город, поскольку германцев просто определили в местную тюрьму. Да… и того переводчика с немецкого, сейчас помогающего моим сыроварам и кузнецу обживаться, тоже следует взять с собой…

Нет. Ни на следующий день, ни через день в столицу попасть не получилось. Ночью налетела вьюга, и дорогу занесло, а на следующий день показалось солнце и ударил мороз. Если бы не Глашка, то топить в опочивальне пришлось бы намного дольше, а так ничего… справлялись с холодом самостоятельно. Я всегда знал, что европейские камины и русская зима — вещи почти несовместимые. Благо, прежние зимы были не слишком злые, а вот теперь надо будет хорошего печника поискать, и путь он печь делает, чтобы одновременно и в спальне, и в рабочем кабинете тепло было. И наплевать, о чём там придворные, почему-то возомнившие себя частью просвещённой Европы, станут шушукаться на холодных лестницах.

Лишь когда температура поднялась до приемлемого уровня, отправился я поговорить с германцами. Комендант тюрьмы обрадовался мне, как старому другу, и собирался надолго засесть с чаем поболтать. Видимо, от холода у него совсем мозги замёрзли. Впрочем, мне не тяжело, но тогда с немцами не управлюсь, и придётся ещё завтра в эти сырые казематы наведываться. Комендант опечалился, вроде бы искренне, и выделил комнатушку, в которой я буду с пленными разговаривать. Ну не ходить же мне самому по вонючим камерам!

Оказалось, что недавние заморозки немного уменьшили количество интересуемых меня людей. Жаль. Надо было раньше приезжать. Пока пленных подготавливали к разговору со мной, в комнату наносили разогретых камней, и стало почти тепло… если рядом с ними сидеть, конечно. Я решил, что если уж занялся, то надо будет выслушать всех, а не только тех, кто показался интересным мне из вычитанного в бумагах.

Начал я с полковников и почти сразу понял, что зря. Действительно, оказались они неприятными людьми, постоянно жалующимися на условия содержания и прочее. Мне даже показалось, что один из них тронулся умом, так что поскорее отправил их обратно доживать свои дни в холодных камерах. Со штабными разговор пошёл чуть легче, поскольку они по роду своей работы должны знать, как нос по ветру держать и понимать, что от них ждут. Плохо только, что переводчик часто не понимал некоторые восточногерманские диалекты, и зачастую приходилось одну и ту же фразу переводить разными словами. К сожалению, и те мне не показались полезными, поскольку вести документацию на немецком языке тут необходимости не быт, а полезными навыками они не владели. Бумагомараки… Что с них взять?

Сходив к коменданту попить креплёного чаю, общение с пленными продолжил. И то ли алкоголь на меня так подействовал, то ли переводчик немного свыкся, но дальнейшие беседы с германцами дали некоторые результаты. Два молодых лейтенанта оказались артиллеристами, а ещё один — кавалеристом, и все трое, после некоторого размышления согласились сотрудничать.

С остальными пленными, в большинстве своём относящимися к пехоте, я общего языка не нашёл, хотя кое-кто из них, насмотревшись на замёрзшие трупы своих товарищей по несчастью, и изъявляли желание поскорее выбраться из заключения. Но пользы от них я для себя никакой не видел, да и в не том они были возрасте, чтобы проявлять гибкость ума в изменившихся условиях, а через некоторое время они ещё начнут со мной спорить и проявлять недовольства, позабыв о прежних несчастьях. Всё-таки почти прав оказался граф Литта, когда высказывал своё отношение к этим немцам.