Попаданец со шпагой-2
Шрифт:
Да ни разу! Конечно, матёрый боец имеет несколько больше шансов встретить следующий рассвет, чем новобранец, но шансы эти весьма призрачны для тех, кто стоял на момент взаимного лобового удара в первых рядах.
Поэтому чертовски важно, не смотря на ярость, переполняющую весь «организм», не смотря на клокочущее внутри желание «достать штыком вон того», всё-таки держать строй, чувствовать своих соседей слева и справа и верить в них. Верить как в себя...
Но это всё теория. Теория пригодная либо в схватке с противником, который
Всё вроде бы правильно: держать строй и «перемалывать» противника постепенно... Но ведь при сшибке и в его, и в твоём строю образуются бреши — здесь ты успел победить своего противника, твой товарищ — тоже, а где-то, наоборот, удача улыбнулась врагу, и он, опрокинув твоих однополчан, вклинился в шеренгу...
В общем: «расчёска вошла в расчёску». И вражеские солдаты уже не только впереди, но и сбоку. А ты занят поединком с тем, кто напротив тебя...
Да это и поединком-то не назвать — укол ..(Прошёл? Нет? В защиту попал? Проломил или обвёл? Сам защититься смог? Ответить сумел? Штыком в бок, от убившего твоего товарища врага не получил?..)
И подобных вариантов — немерено.
Так что управлять такой «зарубой» не может не только генерал, но и самый младший из обер-офицеров: генерал может только отправить новые полки в «мясорубку», поручик может только увлечь за собой солдат... Да и то вряд ли — солдаты и так в данный момент «берсеркеры», они даже не увидят направления, в котором атаковать. Только звуки труб и валторн, возможно, в состоянии достучаться до сознания бойца колющего и бьющего прикладом всё, что не одето в одинаковую с ним форму....
Поэтому нечасто доводят сражения до резни на штыках — обычно всё решает артиллерия и ружейный огонь, но сегодня рукопашная кипела уже во второй раз. И вряд ли в последний...
А наш фронт явно прогибался — удержать натиск противника, превосходящего численностью почти в два раза, и, будем честными, не уступающему как в мужестве, так и в искусстве ведения боя русским пехотинцам, практически невозможно.
Назревал нарыв, готовый вот-вот лопнуть...
Командир корпуса так же прекрасно это понимал:
— Вадим Федорович, — впервые генерал обратился ко мне по имени-отчеству, — отправляйте свою ракету... Ну, вы сами видите направление.
— Одну ракету? — на всякий случай переспросил я?
— Одного полка драгун хватит, чтобы заткнуть эту дырку., а резерв нам ещё пригодится.
Ну, раз дан приказ, я немедленно метнулся к своему «указательному пункту», где до этого руководил Гаврилыч.
— Направить ракету в сторону Либавского полка! — заорал я подбегая.
— Ваше благородие, — ошалело посмотрел на меня унтер, — неужто по своим бить будем?
— Какой там «по своим»! Я же сказал: «в сторону». Поверх их голов. И, желательно, на французов ракету
— Так чего ж не понять, — улыбнулся мой главный помощник во взводе. — Теперь всё ясно, не извольте беспокоиться!
Ракета послушно рванула в необходимом направлении, оставляя за собой красивый шлейф из белого дыма...
Тваюмать! Красивая линия, которую чертила в воздухе ракета, вдруг категорически перестала быть красивой: её линейный «путь» сломался, и сигнальный снаряд стремительно закувыркался прямо в тылы полка Айгустова...
Мама дорогая! Какая зараза тазобедреннорукая сбодяжила эту ракету? Именно эту самую, ту, что вместо того, чтобы указать направление атаки драгунам, уничтожила последнюю решимость либавцев стоять до конца...
Можете себе представить, что когда кипит штыковой бой, солдатам вдруг с тыла влетает это дымящееся, искрящее и обжигающее во все стороны «уёжище»? Совершенно неожиданно.
— Гаврилыч, что за хрень?! — заорал я на унтера, однажды уже спасшего мне жизнь.
— Не могу знать, ваше благородие, — испуганно вытаращил на меня глаза мой главный помощник, — всё как обычно было. Нешто мы простую ракету куда надо засобачить не способны.
Да я и сам понимал, что виной всему «фабричная сборка», а не мои минёры, отправившие сигнальную ракету непосредственно в боевые порядки своих...
Ну и гад же этот работничек, что получая за производство каждой ракеты больше, чем мог бы заработать на протяжении месяца на любом другом производстве, соорудил вот такую ерундовину.
И ведь не найдёшь теперь, кто виноват, не накажешь...
Хотя самого главного виноватого искать недолго — вот он я во всей красе. Как только появлюсь на глаза к Дохтурову, генерал поимеет меня по полной программе.
И, главное: посылать вторую ракету в нужном направлении, или кавалеристы сами разберут «куда»? К тому же, теперь уже не «туда»... Зараза!
Ну вот что там случилось с ракетой? Стенка прогорела? «Сопло» вырвало? Ведь чёрта с два теперь узнаешь...
— Пошли драгуны, ваше благородие! — счастливо выкрикнул мой новый подчинённый, минёр Ряпушка. — Красиво пошли!
Моё подсознание вспомнило, что действительно, несколько секунд назад, органы слуха уловили звуки «поющей меди» откуда-то сзади, но главный «компьютер» черепа был занят другими проблемами, а потому не отреагировал на входящую информацию.
Оглянувшись, увидел, что действительно целый полк кавалеристов рванулся ликвидировать прорыв. Хотя и эскадрона хватило бы за глаза — вырубить с пару десятков французских пехотинцев проблем не представляло, а «открыть ворота» контратакующим иркутцам (а это были именно они), наша пехота не имела ни малейшей возможности.
Тем более, что этого делать и не стоило: к атакующим подходили всё новые и новые подкрепления. При атаке кавалерии, они свернуться в каре, и будут методично расстреливать пытающихся атаковать русских драгунов...