Попаданец со шпагой-2
Шрифт:
— Сергей Васильевич, я вас очень прошу позволить Анастасии Сергеевне присутствовать при нашем разговоре, — мне не пришлось прилагать усилий, чтобы изобразить на лице «мольбу влюблённого идиота», — я очень соскучился по своей жене, а времени, на протяжении которого мы можем пользоваться вашим гостеприимством совсем немного.
Кажется Соков просёк как саму ситуацию, так и предложенную мной возможность «разрулить» её не теряя лица.
— Ладно, — благосклонно кивнул он дочери, и, чуть заметно, мне, — пойдём вместе в мой кабинет,
— Конечно! — немедленно согласилась моя «половинка», но зная её можно было не сомневаться, что вмешается она не раз.
Люди, по способу получения информации о мире делятся на визуалов, аудиалов и кинестетиков, то есть предпочитающих использовать либо зрение, либо слух, либо осязание (я не про тех, что пока в морду не получат — ни черта не поймут). Нет, все органы чувств, конечно, необходимы: при знакомстве с едой я, как и все нормальные люди, больше всего доверяю обонянию и вкусу, но в целом...
На любимую должно быть приятно смотреть, желательно, чтобы она имела приятный голос, и чтобы этим голосом не изрекались глупости, но... Как приятно было сидеть на диване ощущая именно всем телом присутствие рядом самого любимого и родного человека.
Интересовали подполковника, по понятной причине, в первую очередь наши с Алексеем «Георгии». Но, соблюдая приличия, он сначала поинтересовался обстановкой на войне вообще, а потом только позволил себе спросить, за что два представителя инженерных войск умудрились заработать по самой славной и почётной на войне награде.
Об атаке на переправу через Неман он, оказывается, не знал вовсе, и наш рассказ о пылающей под ногами у французов реке произвёл на старого вояку должное впечатление. Про огненную надпись, приглашающую французов и иже с ними в ад, тоже узнал с удовольствием.
Рассказывал в основном я, но Сергей Васильевич больше смотрел на белый крестик, что находился на груди сына. И явно находился в самом, что ни на есть восторженном настроении узнав, что получена данная награда за дело. То есть стать георгиевским кавалером столь юный офицер без особых на то причин в принципе не мог, но отцу было крайне приятно убедиться в этом исходя из знаний подробностей его подвигов.
Отставной подполковник живо интересовался подробностями дела у Понемуни и соизволил несколько раз одобрительно посмотреть и на меня. Потом последовали мой рассказ о подрыве мостов со снайперскими засадами, и аналогичный Алексея.
Дошло время поведать и о сражении под Осторвно. О «минных полях» Соков-старший выслушал без особого удовольствия, но узнав, что это получило благоволение Остермана-Толстого, несколько смягчился:
— Вместе Измаил брали — толковый был офицер. Настоящий орёл матушки Екатерины!
— Просил вам поклон передать, не преминул разыграть сложившуюся позицию я.
— В самом деле? Помнит? — лицо тестя порозовело. И, наверняка, от удовольствия.
— Свидетельствую, батюшка, —
— Ну что же, спасибо на добром слове, — можно сказать, что «расцвёл» Сергей Васильевич. — Приятно узнать, что тебя помнят те, с кем воевал плечом к плечу.
Хоть они уже и генералами стали...
Было достаточно понятно, о чем отставной офицер сейчас думает: «Если бы не рука — быть бы и мне ныне генералом...»
— Причём, Сергей Васильевич, — поспешил продолжить я, — другие командующие корпусами, тоже нисколько не возражали против подобных заграждений на поле боя: ни Раевский, ни Дохтуров.
Согласитесь: «волчьи ямы» с вбитыми на дне кольями, ничуть не более «благородное» средство обороны, чем мои мины или фугасы. Но их применяют издавна. Разве не так? Война вообще штука жестокая.
— Да я и не спорю, Вадим — понимаю. Просто я пехотинец, и для меня в сражении всегда всё решали молодецкая пальба и штыковой удар. Конечно, и мины при осадах, и фугасы в поле, тоже применяли, но это не то...
Хотя понимаю: во-первых, время идёт, а во-вторых, воевали мы не на российской земле. Можешь не тушеваться передо мной — все средства уничтожить врага в сражении хороши.
— И не только в сражении, Сергей Васильевич, — я, хоть и весьма сжато поведал о приключениях отряда своих «спецназовцев».
А вот это, как ни странно, вызвало весьма высокую оценку подполковника.
Про «свидание» с Кнуровым я, разумеется, умолчал, а в остальном, тесть весьма высоко оценил действия отряда, расквартированного на эту ночёвку в его имении. Даже распорядился пару бутылок водки отправить моим ребятам.
Потом рассказывал Лёшка. Надо сказать, что неплохо он на фронте «порезвился» — на отца впечатление произвело — весьма благожелательно смотрел на сына в это время...
— Сергей Васильевич, — дождался я паузы, — вы не будете возражать, если Тихона я заберу с собой? — Просится на войну, так уж пусть лучше рядом будет.
— Вадим, что за вопрос? — Твой мужик — тебе им и распоряжаться. Привезёт к вечеру доклад о сборах как раз с той десятины, что новым зерном засеяли, — и в полном твоём распоряжении. А хочешь — и Егорку с собой забирай. Мне-то на войну не попасть со своей одной рукой, а он казак ловкий и умелый, сам ведь знаешь.
— Так Тихон говорил, что вы в ополчение собрались...
— Так не в бой же — ратников обучать, хоть какая-то польза от меня Отечеству будет. Так возьмёшь?
— С превеликим удовольствием, Сергей Васильевич! Он в моей команде... — я вскочил. Безо всякого зеркала почувствовал, как краска заливает лицо. — Великодушно прошу меня простить, но вынужден временно отлучиться — нужно как-то устроить моих людей.
Во стыдуха! Как Настю увидел — последний ум потерял, обо всём забыл. И про то, что мои товарищи по оружию может до сих пор у порога с ноги на ногу переминаются тоже.