Попаданец со шпагой-2
Шрифт:
Ишь ты — «вязатель» выискался! Что ты можешь сделать для этого, капитанишка с профессорской степенью? Тем более находясь при Первом корпусе, прикрывающем Петербургское направление.
Так что просто служить, пакостить французам по максимуму и надеяться, что та дополнительная гирька, что я бросил на весы войны, сможет склонить их в нужную сторону поскорее.
А с утра уже в седле. Попрощался с Сергеем Васильевичем, безуспешно попытался губами высушить слёзы на глазах Насти... Но — пора. Пошли!
Глядя на своих орлов подумал,
Вряд ли во всей армии имелось ещё одно такое «кавалерственное» подразделение.
— А неплохо в седле держитесь, ваше благородие, — подъехал ко мне Егорка, когда усадьба скрылась за холмом.
— Тебе спасибо, Егор Пантелеевич, — кивнул я казаку. — Да и сотни вёрст дороги кого угодно всадником сделают. С кавалеристами мне, конечно, не сравниться, но передвигаться на Афине уже худо-бедно умею.
— Я чего спросить-то хотел, — слегка засмущался уралец, — отряд уж больно у вас странный: пионеры верхами, егеря, басурманин этот, лучник... Что делать собираемся? Нет, я, конечно, с нашим удовольствием — что прикажете сделаю, чтобы супостатам навредить. Но хотелось бы понять...
— Да что прикажут — то и будем делать. А вообще — почти казачий отряд. Именно вредить супостату. Всеми силами и средствами. Исподтишка. Не вступая, по возможности, в открытый бой. Из засад. Егеря у меня — лучшие стрелки в армии, минёры — тоже самые лучшие. Вот только лихих разведчиков, таких как ты, не хватало. Надеюсь, что командующий корпусом выделит ещё несколько казачков. Донцы, скорее всего, будут. Сойдётесь характерами?
— Понятно. А казак с казаком всегда договорится. Спасибо, ваше благородие! — Егорка благодарно кивнул и отъехал ближе к Тихону.
А дальше: вёрсты и постоялые дворы, вёрсты и почтовые станции, вёрсты и ночлеги под открытым небом...
Это вам не на автобусе от Пскова до Себежа отмахать — трое суток добирались пока не встретили первый казачий разъезд. Причём ополченский.
Что и понятно — настоящих бойцов Витгенштейн держал на передовых позициях, а эти, «серомундирные», как раз и подходили для контроля внутренних коммуникаций.
Именно такие мысли и возникли у меня сразу после общения с урядником, возглавлявшим разъезд.
А потом подумалось: «Не «зазвездил» ли ты, Вадим Фёдорович? — люди по доброй воле в ополчение пошли. Никто их не гнал — сами. И ты, со своим мундиром, который тебя обязывает воевать по определению, будешь смотреть на них свысока?».
Стыдно — оно всегда стыдно. Но если стыдно перед самим собой — вдвойне.
Единственное, что успокаивало: набьём мы с таким народом харю «покорителю Европы». Не можем не набить!
А потом была ещё одна радость: на последнем перед Себежем постоялом дворе, к нашему с Алексеем столу подошёл гусарский поручик в синем с серебром мундире — а кого из гусар тут ещё можно
— Разрешите представиться, господа: поручик Глебов. Не будете против, если составлю вам компанию?
— Милости просим, господин поручик, — мы с Лёшкой представились тоже.
— Не будет ли нескромно с моей стороны осведомиться: вы не из под Смоленска ли едете?
— Именно оттуда. А как вы догадались?
— Просто предположил — следуете с севера и с крестами оба... Хотя странно: пионеров с поручениями обычно не отправляют. Но не смею спрашивать о цели вашего визита в корпус.
— Благодарю вас за скромность, — слегка улыбнулся я. — Тем более, что всё равно не имел бы возможности удовлетворить ваше любопытство.
— Разумеется. Но я скачу из Петербурга — совсем не знаю о последних новостях с московского направления. Чем закончилось дело под Смоленском?
Ну, об этом можно рассказывать кому угодно.
— Смоленск оставлен. Армия отступает к Москве. Но битву под его стенами можно смело считать победой нашего оружия: противник, имея вдвое большие силы, понёс вдвое большие потери, чем наши войска.
— Так почему же Барклай не дал ещё одного сражения под Смоленском, если всё сложилось так удачно? — лицо молодого человека раскраснелось.
— Вы не по адресу задаёте вопрос, Иван Севастьянович. Я всего лишь капитан, и со мной не обсуждают стратегию ведения войны.
А про себя подумалось: «Молодец Михаил Богданович, хорошо, что не повёлся на эмоции и не замутил генералку раньше времени — у Наполеона всё-таки значительно больше сил, чем у наших. Хотя и генералитет во главе с Багратионом его наверняка «клюёт», и в низах, небось, недовольство то ещё...»
— А что у вас здесь происходило? — поинтересовался Алексей. — Мы ведь тоже совершенно не имеем информации о том, как идут дела на этом театре военных действий.
— При мне было только одно столкновение. Под Клястицами. Здорово набили французам. Только наш полк двенадцать пушек захватил. Генерал Кульнев лично водил гусар в атаку на одну из захваченных в результате батарей. Теперь наверняка должен или «Георгия» второй степени получить, или даже голубую ленту через плечо.
— Так он жив?
— Яков Петрович? Да типун вам на язык! Извините, конечно. Для нашего шефа [4] ещё пуля не отлита. Его превосходительство — Бог Войны. Да, да, господа — именно он, а не Марс. Он погибнуть просто не может...
Ай да я! Ай да молодец! Не знаю, что конкретно я наворотил: может, ту самую пушку в Немане утопил, может того самого канонира покалечил — неважно. Генерал Кульнев жив! Ему не оторвало ноги ядром под теми самыми Клястицами. Этот «русский Байярд» себя ещё покажет, ещё не одну козью морду его Гродненский гусарский лягушатникам устроит!
4
В то время все полки русской армии имели шефов, как правило, ими являлись генералы, реже — полковники.