Попаданка с квартирой приключений не ищет
Шрифт:
Едва мы вышли из магазина, Маркас заявил:
— Ева, я не понимаю, что вас так рассердило. Карты самые настоящие. Почему вы считаете, что мы не могли открыть счет и получить банковские карты?
— Да? Может, у вас и паспорта российские или вообще какие-то земные есть?
Маркас лишь слегка стушевался, но ответил:
— Да, у нас есть паспорта. Нам помог друг. Мы открыли счет и внесли на него свои средства. Поскольку вы нас кормите, и мы вас вводим в расходы, вторую карту приготовили для вас. Мы не успели это с вами обсудить, так как не рассчитывали в ближайшее
— Вы вообще ничего не успели со мной обсудить. Ант уже второй день морочит мне голову и ничего не рассказывает. А вы, оказывается, готовились к встрече со мной, даже карту приготовили. У меня кончилось терпение. Я сейчас вас всех выгоню и на порог больше не пущу. А малышку себе оставлю. Вот.
— Ева, пожалуйста, не сердитесь. Мы вам все расскажем. Давайте устроим малышку, сядем и спокойно поговорим.
Я заставила себя успокоиться. Очевидно, что не в моих силах вынудить их говорить. Конечно, я, в самом деле, могу их выгнать, но… Я этого не сделаю. Более того, если они сами соберутся и уйдут, мне будет очень жаль. Это я отчетливо поняла. Да и не в том я положении, чтобы угрожать. Кто вернет мою квартиру в нормальное, естественное до недавнего времени положение?
Но Марку о моих размышлениях знать необязательно, потому последние минуты до входа в подъезд мы молчали.
Знаете, очень странное ощущение: заходишь в знакомый, привычный подъезд, поднимаешься на этаж в лифте, а перед дверью понимаешь, что там в квартире за окнами совсем не тот мир, что при входе в подъезд. Даже немного страшно стало. Появилась мысль: «Может мне смыться, пока я все еще в своем мире?»
Марк заметил мою заминку, но подгонять или удерживать не стал. Мы просто стояли перед закрытой дверью и молча смотрели друг на друга. Ключи у меня были с собой, уходя я по привычке заперла дверь на замок.
— Ева, — Марк мягко притянул меня к себе, погладил по голове, — не волнуйтесь, все будет хорошо.
На несколько мгновений я прикрыла глаза, прижавшись щекой к его груди. Так странно было в объятиях практически незнакомого мужчины чувствовать себя защищенной, в безопасности.
Наконец, я вдохнула-выдохнула, высвободилась из его рук, достала ключи, отперла дверь, и мы вошли в квартиру.
Дальше рефлексировать было некогда. Мы обнаружили оставленную компанию за просмотром канала Нейшнл джиографик. Кто-то — не буду указывать пальцем — умел справляться с пультом и интерфейсом интернет-ТВ. Этому я уже не стала удивляться. Куда уж, если у них даже паспорта есть.
Я быстро переоделась в домашнюю одежду, растасовала купленные вещи, снова ополоснула малютку, занесла ее, укутанную в махровую простынку, в гостиную. По-хорошему, купать детку нужно было бы сытую, но одевать немытую тоже не годится.
— А какие мы чистенькие!
Я вскрыла упаковку подгузников.
— Смотрите, господа, и учитесь, возможно, вам самим придется это делать.
Уложила малышку на диван между собой и Бернсом, освободила от простыни и пеленки, привычным движением левой руки прихватила ее за обе щиколотки, приподняла попку,
— Вот так, — и пощекотала пузико крохе.
Ответом мне была тишина. Я глянула и обнаружила потрясенные лица двоих мужчин: точнее определить выражение лиц Анта и Бернса я бы не взялась. Бесстрастным остался Марк, и заинтересованно смотрел Арсан.
Я как-то не подумала, что это могло быть, с их точки зрения, неприлично. Получается, что я продемонстрировала им не только попку девочки, но и ее половую принадлежность. И, видимо, я заблуждалась, что когда-нибудь они сами будут менять ей подгузники. Ну не подумала.
— Это — не мальчик, — сказал Арсан, и удивленно развел руками. — А кто?
И тут я вспомнила детский анекдот. Не знаю, что мною руководило, но я тут же его и рассказала.
— Встретились два голышка на пляже: мальчик и девочка. Мальчик долго рассматривал девочку, потом спросил: Потеял? Девочка покачала головой: Не-а. Мальчик с ужасом: Отойвали! Девочка спокойно: Не-а. Мальчик: Так и быё? Девочка: Ага. Мальчик: Стъяная констьюкция.
У меня хорошо получалось имитировать детскую речь с выпадением правильных звуков. Мужчины вылупились на меня с вообще непередаваем выражением лиц, причем все четверо.
Я им перевела:
— Потерял?
— Нет.
— Оторвали!
— Нет.
— Так и было?
— Да.
— Странная конструкция, — и не смогла удержаться, начала хохотать. Чуть не плача от смеха, взяла на руки радостную малышку: ей понравилось, как я смеюсь.
— Что такое пляж? И почему там встречаются голые дети? — подал голос Бернс.
— Это такое общественное место у воды на берегу моря или реки, где люди отдыхают, купаются и загорают.
— И все голые? — не скрывая ужаса, спросил Бернс.
Я, стараясь сдержать смех, что не очень получалось, на него посмотрела. Мужик в настоящем шоке. И утешить его особо не получится.
— Нет. Взрослые одеты. Немного.
— Немного? — целитель не справился с голосом и «дал петуха»*.
(* Дать петуха, давать петуха (разг.) — иронический фразеологизм, означающий во время пения или разговора в напряжённый момент срыв голоса на фальцет, что далеко не украшает, выдавая нервную и беспокойную натуру.)
Обстановку разрядил Арсан:
— Я понял! Это — девочка, — и начал смеяться вместе со мной.
Через пару секунд смеяться начали все: и отмершие Ант с Марком, и сконфуженный Бернс.
И тут до меня кое-что дошло, я даже не поняла, как могла этого не замечать так долго, и перестала смеяться.
Сидела и смотрела на ржущих мужиков. Спустя секунд тридцать они обратили внимание на мою напряженную физиономию. И повисло нехорошее молчание.
— Ева, что случилось? — первым не выдержал Марк.
— Почему вы все понимаете и говорите по-русски? Допустим, Ант и Бернс могли выучить как-то, я слышу акцент, Марк тоже, но говорит практически без акцента. А ребенок откуда знает язык? — я кивнула на Арсана.