Попаданка с квартирой приключений не ищет
Шрифт:
— Сережка, младший Мордвинов. Я с мамой Тоней поддерживала отношения до самой ее смерти, а Сережа всегда ко мне хорошо относился в отличие от двух старших Мордвиновых.
— Да. Я помню, — чуть помрачнел Марк. — Мне всегда казалось, что Серега к тебе неровно дышит.
— Я не знаю, как он ко мне дышал, но мы об этом никогда не говорили. Так вот. Поскольку оплата сеансов была невелика, протеста во мне это не вызвало, и я два раза в неделю ходила на одитирование.
— А это что за чудо? — снова перебил Ант.
Марк слушал молча, и видно было,
— Дианетика переводится с греческого, как «через» «разум». Это название учения, которое создал американец Рон Хаббард. Согласно его учению, причинами психосоматических заболеваний человека являются «энграммы» — болезненные моменты, испытанные человеком в прошлом, при чем не только в текущей жизни, но и в предыдущих, то есть наличие таковых предполагается по умолчанию. Так вот, заново проживание этих болезненных моментов, как бы избавляет от них. Происходит очищение — клир. Одитор — своего рода бухгалтер-аудитор, который помогает выявить проблемы в подсознании и сделать их доступными для аналитической части разума*.
(* Справка о дианетике из инета.)
Я задумалась вспоминая.
Через два года после гибели Мирона, Сережка подогнал мне идею и даже договорился через своих знакомых с одитором. Предполагалось, что сеансы одитирования решат мои проблемы: с болью в спине, с депрессией и печалью. Я избегала называть свою тоску по Мирону горем. Само это слово вызывало потоки слез и тихую истерику. Тихую и только тихую, потому что я крепилась изо всех сил, чтобы не пугать детей. И от этого было еще тяжелей.
Одитирование выглядело очень странно, зато очень хорошо отвлекало меня от мыслей о Мироне, вот честно, даже лучше, чем дети. Да о чем и говорить?! Дети были постоянным напоминанием о нем, а вот держание в руках жестяных банок из-под пива и «вспоминание» своих прошлых жизней… Это да! Шапито на выезде.
Мало того, что я себя чувствовала крайне глупо, старалась не выдавать своего изумления и не смеяться, так еще, закрыв по рекомендации одитора глаза, «вспоминала» нечто странное. В своих «воспоминаниях» я не всегда была человеком.
Самое первое «воспоминание» было о том, что я — прямоходящий, небольшой динозавр, примерно размером с африканского страуса, т. е. около трех метров ростом. Прыгучий, «бегучий», очень подвижный всеядный ящер. Да, самое главное, ящер с довольно длинным подвижным хвостом.
И этот вот хвост мне неаккуратно откусил кто-то из более крупных хищных динозавров. Собственно, где-то откусил, где-то вырвал несколько позвонков вместе с мясом. Это была боль!
Предположительно это решало вопрос с моими болями в спине. То есть у меня спина болела не потому, что я таскала довольно тяжелых деток, пересаживая с бедра на бедро и получила
На самом деле одитирование дало свои плоды. Я слегка очухалась и смогла не столь мрачно смотреть на свою жизнь, видимо, сидение с банками в руках подействовало отрезвляюще, да и спина почему-то стала меньше болеть. Кто его знает почему. Может, действительно, мне удалось отделить кейс* динозавра с оторванным хвостом от кейса себя любимой. И получилось, как в присказке для детей: «у кошки боли, у собачки боли, а у Евочки не боли». Как-то так.
(* Кейс — это жизненная история, включающая в себя всю информацию об индивидууме.)
Я была искренне благодарна одитору Мише и его жене Лене. После сеанса Лена поила нас чаем, и я могла поговорить на отвлеченные темы со взрослыми людьми (с детьми-то я разговаривала с утра до вечера). Мы так подружились, что еще некоторое время после завершения сеансов, пока я не сменила квартиру, супруги приезжали к нам в гости: поболтать, потискать Китьку и Тимку. У Лены и Миши дети уже были студентами, а мелкая Китька и еще почти младенец Тимка пришлись им очень по душе.
И еще я была благодарна куму за то, что вытащил меня из замкнутого мирка. Таким благом было туда-сюда проехаться по летнему городу, глядя по сторонам из окна троллейбуса. И побыть пару-тройку часов предоставленной самой себе. Китти и Тимку я оставляла с семьей стариков-соседей.
Тетя Таня и дядя Вася своих детей не имели, внучатые племянники выросли и жили где-то далеко. Жизнерадостные детки легко называли их дедулей и бабулей, что было бальзамом на сердца стариков, потому они были рады посидеть с моими мал ы ми.
После гибели Мирона я осталась одна-одинешенька. Родители были за границей, и я не стала подпрягать их к своим проблемам. Даже не сразу сообщила, что овдовела. Других родственников не было.
Моей Ленки рядом не было. А по телефону не наговоришься, да и чем бы она могла мне помочь, у нее у самой было проблем выше крыши.
Была бывшая свекровь, мать моего первого мужа Генки, с которой, как ни странно, у меня были очень душевные отношения, но ее я тоже не беспокоила. Знала, что та со всей душой впряглась бы в мою ситуацию, только там еще был старший брат Генки, который почему-то всегда смотрел на меня косо, без следа приязни. Ну и, конечно, мама ему самому была нужна. Там были свои внуки.