Попадают по-разному
Шрифт:
– Что с ними делали, когда надоедали? Как здесь? Чик по горлу?
– Нет, замуж выдавали. Ещё художников иногда приглашал, чтобы их писали.
– М-да, храатам до нас по развитию - как до Луны на карачках. Как его звали, а то что-то не припомню такой истории?
– Забыл, - мне показалось, чуть замешкался, отвечая. Мне кажется, генерал уже давно чем-то болен, но притворяется здоровым.
– Нужного вон сколько позабывал! Взамен же набрался... Парков Оленьих. Пошли поглядим, с кем там храат
Подходя слышим громовой хохот. Солдаты стоят кругом. Расступаются.
Посреди круга в грязной луже стоит закрывающаяся руками девушка. Показалось, голая. Приглядевшись, вижу, - нет. Эта ткань от воды полупрозрачной становится, да к телу липнет. У некоторых солдат в руках вёдра.
Дина смотрит, уперев руки в бока. Все знают - насильников она казнит. В военное время - особенно. Но тут-то пока ничего не произошло.
Девчонка меня точно младше. Храату под сорок. Если бы она одна тут была, ещё можно было бы понять. Тут их вон сколько.
Мёртвых.
– Хватить реветь!
– орёт Дина на местном.
Дёргается как от удара, но глаза открывает. Огромные. Как у оленёнка, тьфу на твои истории, генерал!
– Сюда иди!
Двигается как кукла, что за верёвочки дёргают.
Дина рассматривает безо всякого выражения.
Как расхохочется.
Девушка падает. Госпожа, хмыкнув, говорит.
– Так и думала, за этим богомольцем и веры защитником, мечом божьим, сыном свинячьим какое-нибудь дерьмецо водится. Он девочек любит! Всего-то! Вместо господа!
– Собор в столице собирается, многие святые отцы прибыли уже, - замечает лазутчик.
– Понятно, чего их в город не повезли! Вдруг кто из особо упёртых узнает, как правитель развлекается. Рэдд, я с тобой или с Кэр спорила, что благородный дикарь - это выдумка философов?
– Не со мной.
– Жаль. Наука была бы кой-кому. Просто выбросили как игрушки ненужные, дабы не помешали серьёзным людям о высоком разговаривать. Да и кормить лишние рты в осаде ни к чему.
– Их же немного.
– Они вещи. Не люди. Их ценить не обязательно. Тем более, им наверняка сказали, умирают за веру и в рай попадут. Им же себя убивать нельзя.
– Меня не убьют?
– про девушку-то мы и забыли, а она спрашивает по-грэдски.
– В обоз к вспомогательным отправлю. Там женщин полно, присмотрят.
– Там её точно убьют, притом медленно и мучительно, - скучно замечает лазутчик.
– Почему?
– Рабы с полей ненавидят господских подстилок. Тем более, таких холёных.
– Тут её прирезать, - предлагает Рэндэрд, - и вся недолга. У неё на боге мозги уже свёрнуты. Дельного ничего не выйдет, а шлюх у нас и так хватает.
Кошусь сначала на генерала. Большеглазую он одним ударом кулака убьёт. Потом на Госпожу. У той в глазах играют
– Осень, тебе служанка не нужна?
Вот так так!
– Это награда или наказание?
– Это приказ. До утра можешь быть свободной. Пусть она себя в человеческий вид приведёт.
Надо идти. Рэндэрд тихо сказал, но я услышала.
– Зачем вам это?
– Мы тут собрались из нелюдей делать людей. Вот с этой и начнём.
– Где жила раньше? Веди!
Странная у неё походка. Вроде, ничего не повредили. Чего она так ноги переставляет? Учили будто так ходить.
В этой комнате не была. Но они, похоже, все одинаково жили. Плюхаюсь в кресло, расстёгивая шлем. До этого только маску отстегнула.
– Мокрое снимай.
Закрыв глаза, откидываюсь на спинку кресла. Здоровое, глубокое и мягкое. Я не выспалась. Полночи то туда, то сюда скакала. Отставшей части новое направление. Командиру соседней колонны донесение. Раз Госпожа на ногах, то и остальные должны. Только вот не все из стали.
– Вы спите, господин?
– почему-то шёпотом. Не сразу соображаю, обращаются ко мне.
– Нет.
– Вы устали? Помочь раздеться?
– Зачем?
– Вы меня не хотите?
Что!? Поворачиваюсь. Она голая на кровати на животе лежит. Смотрит на меня так...
– Ты что дура?
Непонимающе моргает длиннющими ресницами.
– Но меня же вам подарили...
Соображаю, я говорила на местном, она на грэдском.
– Я тебе велела одежду поменять, а не глупостями заниматься. Вставай и одевайся.
Нарочно медленно поднимается.
– Я вам настолько не нравлюсь. Если нет - то хоть кем у себя оставьте... Только остальным не отдавайте!
– теперь разрыдаться готова. Только на меня слёзы не действуют, да и утешать не умею.
– Повторяю, вставай и одевайся. И вообще, все свои вещи собери. Только столько, сколько сможешь в руках унести.
– Мы здесь не останемся?
– Нет. Я из тех, кто утром не знает, где будет спать следующей ночью.
Небогато прожиток. Или наоборот? Ведь всё такое воздушное. Не кожа с железом, как у меня. Платье и прочее в Замке остались.
– А как к вам обращаться господин? Извините, я вашего обращения не знаю.
Криво ухмыльнувшись, подхожу вплотную. Она вся как-то съёживается. Глаза опущены.
– Я - Осень. И если на то пошло, я не господин, а госпожа.
– Ой!
– удивившись совсем по-детски, отступает на шаг, рассматривая меня.
Я по-прежнему ухмыляюсь. Шуточки у Госпожи... Не всегда смешные, скажем так.
– Прошу простить, Госпожа Осень, - глазки опущены, поза хоть статую "Покорность" лепи.
Равнодушно киваю. Она неожиданно улыбается, и говорит совсем другим голосом.