Попала!

Кузьмина Надежда М.

— Теперь не отпугнешь, что со мной ни делай!

— Правда? — Черная дуга брови над голубым глазом поднялась. — Тогда сегодня попробую то, что уже давно хочу…

Это на что же я напросилась?

Потрясла головой, пытаясь настроиться на серьезный лад. Что там у нас еще на повестке дня? Или повестке ночи? Кстати, пока не забыла:

— Арвис, скажи, а как Ай узнает, что справился с заданием? И есть ли какой-то срок на его выполнение?

— Срок… Ну, наверное, четкого нет. Пока не началась война и мы не проиграли, время есть.

Есть? Ну и ладно. Мелькнула мысль — пока Ай там, я-то точно тут. С Арвисом.

Повернула голову и встретила внимательный

взгляд ярко-голубых глаз. Может быть, если мы уже решили, что делать с кэртом Саиром, можно сделать перерыв? Небольшой такой тайм-аут? Все равно я думать в нужную сторону — хоть убейте! — не могу…

— А почему небольшой? — Колено и рука придавили меня к кровати. — И убивать не стану… Мне интереснее другое. — В голосе слышался смех.

Кстати, в постели Арвис вел себя традиционно по-мужски. Покамест никаких игр с «девушка сверху» у нас не было. Ему нравилось именно брать, овладевать, вести, контролировать. Впрочем, при его богатом опыте и полном отсутствии практических навыков у меня это было как раз тем, что нужно. А мне было по душе принадлежать, сливаться, отдаваться ему, растворяться в нем и его желаниях. Меня полностью устраивало, что до вершины я добиралась приблизительно каждый четвертый раз. Или я еще не втянулась, или у меня аккумуляторы дольше, чем у него, подзаряжаются. Какая разница? Главное — что хорошо было всегда.

Но когда-нибудь, хоть из принципа, я привяжу его к кровати…

Додумать дальше не успела — стало не до того.

Потом он уложил меня в ставшую уже привычной позу — на спине, с перекинутыми через его бедро коленями, поймал руку, переплел наши пальцы…

— Ну что, можем разговаривать дальше?

Мне бы такое самообладание! Я вот глазки в кучку собрать не могу! Но надо.

— Арвис… помнишь, я спрашивала тебя, можешь ли ты видеть моими глазами? Ведь это, как и мысли, которые ты читаешь, тоже в мозгу. Давай потренируемся? Вдруг получится? Вот думается мне, что если это берет не слишком много сил и так же незаметно, как считывание, это будет невероятно полезно… подумай, если ты сам сможешь проследить за Саиром? Вдруг твой дядька — не единственный его шпион?

— Бр-р… — поежился лежащий рядом голый брюнет. — Если вскроем еще одну шпионскую сеть таких же размеров, то окажется, что в заговоре замешана вся Риоллея поголовно…

— Не думаю, что все так страшно. Но, по разуму, посол, если не дурак — а дурака бы не послали, — должен иметь несколько агентов для проверки сведений, которые дает твой дядя, и слежки за ним. Помнишь, ты мне про дворецкого говорил, например? Ведь вряд ли его Палэнис окучивал?

— Ты права… — задумался Арвис. — Так что ты хочешь делать?

— Хочу, чтобы ты научился разделять то, что я думаю, и то, что вижу. Понимаешь?

— А как?

А кто его знает…

Задумалась.

— Я только знаю, что есть участок мозга, куда передается то, что мы видим. Вроде бы где-то в затылочной части. А вот мыслим мы лобными долями. Вероятно, тебе придется как-то концентрироваться на том, что происходит в моей голове. Давай, я отвернусь — буду по очереди смотреть на разные вещи, а думать постараюсь о чем-то постороннем… А ты пошарь. Попробуем?

Маялись дурью мы больше часа — я вспоминала мою последнюю поездку в Питер, а глаза блуждали по комнате, останавливаясь то на полосе бледного света за занавесками, то на спинке стула с висящими на ней штанами, то на странной формы тенях на потолке. Получалось не очень. Начиная с того, что в связи с перманентным гормональным штормом из всей экспозиции Эрмитажа в

голове всплывали исключительно кранаховская Ева в костюме Адама, да роденовские Амур и Психея. Закончилось тем, что Арвис завозился за моей спиной и очень вежливым голосом попросил представлять что-нибудь более нейтральное. Цветочки, что ль, какие… Я щелкнула зубами и переключилась на впечатления от выставки ротвейлеров, куда меня как-то занесло за компанию с подругой.

Наконец Арвис предложил сделать перерыв.

Я согласилась — сколько можно вспоминать клацающие зубы, капающие слюни и ошейники с шипами? Вообще я люблю собак. Но мне больше по душе голубоглазые свободолюбивые лайки хаски, гоняющиеся друг за другом по сугробам.

В этот раз я просто повернулась к мужу, обняла и затихла, уткнувшись носом в грудь и чувствуя, как его дыхание шевелит мои волосы. Стук сердца того, кого любишь, под щекой — вот оно, счастье!

Расслабившись, незаметно задремали и проснулись уже перед рассветом. И снова начали пробовать. В какой-то момент Арвису показалось, что он что-то нашарил. А потом и в самом деле получилось — я переводила сонные глаза с предмета на предмет, а он говорил вслух, куда я смотрю.

— А разница есть? — стало любопытно мне.

— Есть. Но не объяснишь. Вроде как глухому попробовать втолковать отличие речи от пения.

Я фыркнула, обидевшись. Старалась-старалась, а меня ж еще и обозвали! Кстати, о пении — вот что я мучилась с этими псами? Надо ж было просто петь про себя — и ни одной мысли в голове бы не осталось! Так в следующий раз и поступлю.

Терпеть не могу вставать с постели, когда еще темно, да к тому же и холодно. Но надо — пора затопить печь, поставить чай и сотворить хоть тривиальную яичницу. Ему ж сейчас уходить на весь день. Сначала — на Дубовую улицу, оттуда — уже в карете — во дворец. На ту самую тренировку по фехтованию, ага.

А я собиралась заняться переводами с Корэнусом, потом сходить к кузнецу — посмотреть, как идут дела с офисными креслами и эмалировкой ванн и раковин. На вечер мы договорились все у того же Борадиса о встрече с мебельных дел мастером — я понятия не имела, как сделать удобные сиденья для дивана и кресел. Вот вспомнились пружины. Как они выглядят — я представляла хорошо, был в моем прошлом дачный диван — ровесник Октябрьской революции, молью погрызенный. Кстати, если получится, можно попробовать начать производство матрасов — в настоящий момент бедные аризентцы спали на тюфяках с соломой, побогаче — с шерстью или перьями, а знать — на многослойных пуховых перинах. С еще одной периной вместо одеяла. В такой постели сам себя потеряешь…

Пробегала я весь день и осталась очень довольна — оказалось, что дрезина почти готова, хотя мы уперлись в то, что ее негде разогнать, а если уж сдвинешь с места — невозможно вовремя затормозить. Идею пружин Борадис воспринял, сказал, что делать их надо из лучшей стали, но притом такой, чтобы не ломались. Форму — в начале и конце шире, чем в середине, — я ему нарисовала. Концы — чтоб седалище не пропороть — договорились загнуть и спрятать. Додумались, что поверх нужно пустить амортизирующий слой с шерстяным наполнителем, чтобы сгладить неровности. Начать решили с кресла — оно маленькое. Я нарисовала желаемую форму, сообщила, что стандарт высоты сиденья от пола — четыре пятых лиэрата, то есть примерно сорок сантиметров. Мебельщик почесал в затылке и обещал сделать прототип настолько быстро, как сможет — похоже, приобщиться к успешному бизнесу Борадиса он действительно хотел.