Попались и Пропали

Сергеева Александра Александровна

— Из шкуры вылезет? — хмыкнул Викрат. — Смешно. Где ты понахваталась этих своих прибауток?

— Сама бы хотела узнать, — проворчала Руана и тут её осенило: — Слушай, а он же решил, будто я твоя невеста!

— Невеста? — не сразу понял таар, но тоже сообразил: — Ну, да! Этот подонок не знает про свадьбу малыша Юбейна. А как мы ещё можем породниться?

— И чем позже этот упырь о ней узнает, тем лучше, — подвела черту начинающая заговорщица и уточнила: — Скажи: как он теперь поступит? Ну, чтобы тебе насолить. Надеюсь, не возжелает меня убить? Чтобы ты помучился.

— Яраны

женщин не убивают! — искренно возмутился таар.

Будто речь о его самых близких друзьях, оскорбление которых отзывается в благородном сердце нестерпимой болью. Или как там ещё поют в балладах?

— А женщин-преступниц?

— Тех убивают сами ярании.

— А этот ваш Радо-Яр случайно не бабник?

— Он?! — явно поразило Викрата нелепое предположение. — Этот женоненавистник? — и тут же он деловито уточнил: — А что? Намекаешь на попытку отбить у меня невесту?

— Ну-у, — смутилась Руана, не понимая, чем это спровоцировано. — Я просто не знаю иных способов тебе насолить, используя меня. Либо убить, либо отбить. В смысле, затащить в постель, а после опозорить на весь свет.

— А тебя можно этим опозорить? — иронично осведомился циничный повеса.

Который вдруг подозрительно повеселел, хотя ничего весёлого в случившемся не наблюдалось. Как и не ожидалось в обозримом будущем. Уж кто-кто, а назл способен им помешать гораздо успешней любого другого мага.

— Кажется, нет, — призналась она, ибо уже задавалась этим щекотливым вопросом. — Знаешь, мне иногда кажется, что я родилась не таарией, а яранией. Большинство правил приличия, которые в меня вдалбливали, кажутся мне смешными или нелепыми.

— Это потому, что ты слишком умна, — тоном записного всезнайки выдал Викрат. — Поумней многих мужиков. Что весьма удобно.

— И не говори, — отмахнулась от сомнительного комплимента Руана, ибо её кое-что заинтересовало: — Если твой враг из рода Яр-Туранов, он что, родственник императрицы?

— Это один из её шести братьев, — как о чём-то незначительном пояснил этот ненормальный.

— Твой враг — брат самой императрицы? Ты сумасшедший?

— А ты, пожалуй, права, — вдруг удовлетворённо выдал не самый лучший представитель славного рода Таа-Дайберов.

— То есть, ты всё-таки безумен?

— То есть, этот мерзавец Радо-Яр тобой заинтересовался. Я сейчас вспоминаю его рожу и…

— Может, наконец, войдём в дом? — съязвила Руана. — Или ты намерен поселить свою невесту прямо во дворе? Надеешься, что не выдержу и сбегу?

Он снова беззаботно и заразительно рассмеялся. Весельчак — не сказать грубее. И этот человек вознамерился восстать против монарха.

Глава 7

Деревня

Далёкое мычание быков вливалось в её окно с первыми лучами солнца и птичьим щебетом. Не открывая глаз, Руана наслаждалась привычными звуками рассвета — точь-в-точь, как дома. Хозяйственные постройки начинались почти сразу за домами высокопоставленных придворных, заслуживших честь проживать в цитадели.

Напротив жилища верховного советника Таа-Дайбера располагались огромные каменные крытые загоны со стойлами для скакунов. Как раз сейчас их начинали чистить

и кормить — вот быки и драли глотки с утра пораньше.

Руана открыла глаза и лениво обозрела стены отведённой ей спальни. Небольшой, но замечательно уютной. Занавешенной гобеленами от потолка до пола и от угла до угла. Гобелены так стары, что краски на них потускнели — местами так и вовсе стёрлись.

Но, в старину, как говорится, и солнце ярче светило, и речная вода была вкусней, и ткачи мастеровитей. Руана нарочно проверила их работу: ни один гобелен не пестрил штопкой или дырами. Отменная работа: ещё лет двести провисят. А рисунки можно и восстановить.

Такой же старой, но отменной была массивная дубовая мебель. Которой могло быть и поменьше: в скромной комнатухе не протолкнуться. Вечером, занимаясь туалетом, Руана то и дело прикладывалась к твёрдым углам разными частями тела. Наверняка всё тело в синяках. Вздумай кто её раздеть и осмотреть, решил бы, что дочь благородного Таа-Лейгарда всю ночь валяли, как последнюю потаскуху.

С этой неподобающе вульгарной мыслью она окончательно проснулась и села. Валяться ни времени, ни смысла, да и никакого желания. До приезда в столицу Ати с Юбейном всего месяц — страшно мало для того, чтобы придумать, как бы уберечь молодожёнов от незавидной судьбы.

Входная дверь грохнула, впуская в спальню звуки проснувшегося дома и воркотню кормилицы:

— Одёрни рубаху, бесстыдница! Добро бы ещё панталоны приличные надела, — попрекнула старуха воспитанницу, взгромоздив на угловой столик кувшин с водой. — Опять добро попортила, злыдня расточительная. Так на тебя никакого белья не напасёшься.

— Обрезала, и буду обрезать, — вежливо объявила высокородная таария свою господскую волю. — А станешь их прятать или выкидывать, так вообще буду сверкать голой задницей.

— А, и сверкай! — деланно восхитилась Урпаха, присев отдышаться в старое кресло, видавшее её прадедов. — Никого здесь этаким непотребством не удивишь. Тут и без тебя процветает сплошное распутство, и с тобой его не прибавится. Взялась она меня пугать! Люди добрые! Вы только полюбуйтесь на эту пакостницу!

— С удовольствием, — раздалось от двери вместе со скрипом старых немазаных петель.

— Куда?! — возмутилась кормилица.

Нагнулась, стащила с ноги башмак и запустила в беспардонного визитёра. Викрат поймал тяжёлую крестьянскую обувку, с которой старуха упорно не желала расставаться. Не спросясь дозволения, впёрся в приют невинной девы и кивнул ей с самым развязным видом. После чего почтительно опустился на колено перед кормилицей и поставил на пол башмак:

— Таким и убить можно. Ты бы поосторожней ими разбрасывалась.

— А вы бы, господин лезли сюда, прежде спросясь! — отгавкалась добропорядочная женщина. — Это ж ни на что не похоже!

— Я придумала, — интригующим голосом поведала сообщнику Руана, указав рукой на кресло, что подпирало её узкую кровать.

Он плюхнулся на жалобно крякнувшую рухлядь и уточнил:

— Придумала, как избавить Ати от домогательств императора? Держу пари, хочешь извазюкать её косметикой. До полной неузнаваемости. Так, чтобы от неё даже дворовые собаки шарахались.