Попались и Пропали
Шрифт:
Виска коснулись его губы, а уха — шёпот:
— Макияж, что надо. У тебя хороший вкус. Ты подозрительно необычная. Ну, ничего, скоро расскажешь, кто тебя такую необычную обучал. И для чего — тут сестра права. Даже мне захотелось узнать: за каким таким делом Таа-Дайберы подсунули тебя Брусту? Ты ведь расскажешь?
Брусту? Кто такой Бруст? А! Это же имя императора. Выходит, Викрат тут не при чём — удивилась Руана. Верней, при чём, но с другого бока. Она что, с большого ума и всеобъемлющего самомнения вляпалась
А его голос проваливался мимо неё в какую-то яму. И становился всё тише, всё дальше. Последние слова и вовсе прошелестели нечто невразумительное. Перед тем, как она и сама рухнула в ту же яму.
Пробуждение было долгим и муторным. Ныряющим с горки просветления в пропасть очередного забвения. Её и тошнило. И глаза никак не открывались. Не хватало ещё желудок посадить — рачительно беспокоилась Руана, борясь с дурнотой. Где тут его лечить? Главное: чем? Помётом летучих мышей, смешанным с поганками и мышьяком? Нет уж, увольте! Жрите сами свою алхимию.
На лоб легла мокрая тряпка. В душе всколыхнулась робкая надежда: может, она дома? С Урпахой?
— Ты не переборщил с этой дрянью? — раздался где-то поблизости незнакомый мужской голос.
— Она сказала, что как раз. Для такой комплекции, как у этой.
Голос Радо-Яра — почти и не расстроилась Руана. Собственно, иного глупо и ожидать. У «этой»! Хамло! Нашёл «эту». Мало ей нервотрёпки, головной боли и нечеловеческих страданий гордости. Ещё и унижают! Она ему не «эта». Она аристократка и таария. Ничего, всё припомнится и зачтётся. Только бы выкрутиться.
— В себя пришла, — легко похлопали Руану по щеке.
— Веки дёрнулись, — согласился Радо-Яр и тут же возразил: — Но сознание могло и не вернуться. В полной мере.
— Думаешь?
— Знаю, — хмыкнул этот упырь. — Была бы в сознании, уже бы верещала.
— Почему?
— Потому что её обозвали «этой».
— И что?
— Я бы не назвал её «эта» всерьёз. Слишком умна и горда. Ты баб когда-нибудь пытал?
— Только убивал, — задумчиво проворчал незнакомый собеседник назла. — Так что без меня. Жаль, что на спину её не опрокинуть. Я бы попытался. Какая грудь, — одобрил этот пошляк. — А ноги?
Руане ещё больше поплохело: её что, раздели? Совсем? До последней нитки?
— Меня больше заводит её язычок, — не менее задумчиво признался Радо-Яр. — Никогда не думал, что с женщинами интересно, не только лёжа на их животе.
Руану посетило вполне уместное подозрение: может, они нарочно? О груди и ногах. Тем более о своих сексуальных фантазиях. Проверяют: в себе она или ещё в отключке? В таком случае, она ещё в отключке — любопытно же. Вдруг поверят, и выболтают что-то для неё полезное.
А пугать её возможным изнасилованием — пустой звук. Чай, не девственница. В том смысле, что была
Абсолютно невовремя припомнился Тиль Уленшпигель — когда-то она прочитала эту сногсшибательную книгу запоем. Даже не он сам, а его мама…
Опять! Из неё лазутчица, как из пингвина гимнастка с обручем. Стоило вспомнить, как пытали маму Тиля, и Руану аж передёрнуло.
— Вот теперь она пришла в себя, — удовлетворённо констатировал Радо-Яр и велел: — Глаза открой.
— Не могу, — раздражённо прошипела страдалица пересохшим ртом. — Дай воды.
— Сейчас, — охотно согласился её палач, что с жертвой нужно для начала поговорить.
А для этого напоить.
Знакомая широкая ладонь сунулась между подушкой и затылком. Приподняла её гудящую голову — в губы ткнулся мокрый край чего-то округлого. Глотать было чертовски трудно.
— Что? — поинтересовался её мучитель где-то совсем рядом с лицом.
— Больно, — буркнула Руана, облизывая губы.
— Горло болит? — уточнил второй палач.
— Угу.
— Доза великовата, — пояснил он, видимо, подельнику. — Всё-таки просчитались. Руана, глаза открыть не получается?
— Веки слиплись, — капризно проворчала она, сделав ещё несколько мучительных глотков. — Лучше бы сразу прикончили.
— За этим дело не станет, — пообещал назл на полном серьёзе. — Сейчас я тебя умою. Не дёргайся! Я осторожно. Больно не будет. Веки всего лишь опухли. Вот так. Я их только слегка протру. И этот глаз. И лоб. Горячий что ли? Ничего, — опустил он её голову обратно на подушку, — от этого не умирают.
— Чтоб ты сдох, — удовлетворённо пожелала ему Руана, почувствовав, что голову отпускает.
— Не сегодня, — возразил яран, удаляясь. — Ты поспи. После поговорим.
И она действительно моментально уснула.
А проснулась, как новенькая. И точно голенькая. Не совсем, конечно: нижнюю рубаху ей оставили. И плевать! Видели бы они её бикини — глаза бы повылазили. Кстати, нужно соорудить парочку комплектов. Бархатных, с серебряной вышивкой — жаль, золотая таарии не по чину. Это лишь для императорской семьи.
И плевать! Захочет золотую — что, казнят за это? Ещё чего не хватало! Здесь дворянство не просто дворянство — они все маги. Если уж примутся бунтовать — мало не покажется. Так что казнить за тряпки скверно воспитанных аристократок — это перебор.
Кстати, о тяпках — осторожно села Руана, оглядываясь. Обычная комната среднестатистического аристократа: гобелены, куча дорогой мебели, подсвечники и прочая хрень. Справа дверь — как не заглянуть? Она сползла с широкой длинной, но какой-то слишком жёсткой кровати — видимо для мужика. Пошлёпала к двери, за которой могла оказаться её одежда — здесь её не наблюдалось.