Поправки
Шрифт:
– Пока нет. Я даже не знаю, как эта фигня действует.
Захватив прокуренными пальцами таблетку, Дениз поднесла ее ко рту брата:
– Попробуй.
Гари резко отстранился. Сестра, похоже, сама принимает какое-то снадобье, покрепче никотина. То ли она вне себя от счастья, то ли очень несчастна, то ли в ней бродит грозная смесь счастья с несчастьем. Нацепила серебряные кольца на четыре пальца, в том числе на большой.
– Ты пробовала этот наркотик? – спросил Гари.
– С меня достаточно спиртного.
Она снова завернула таблетки, Гари поспешно убрал сверток.
– В
– Нет, – отвечала Дениз. – Не согласна. Мама – взрослый человек и может поступать так, как считает нужным. По-моему, нельзя просто взять и спрятать таблетки, ничего ей не говоря. Если ты сам ей не скажешь, это сделаю я.
– По-моему, ты обещала ничего не говорить, – напомнил Гари.
Дениз задумалась. Мимо окон проносились посыпанные солью тротуары.
– Ладно, я обещала, – признала она наконец. – Но с какой стати ты пытаешься ею руководить?
– Полагаю, ты сама убедишься: ситуация вышла из-под контроля, – сказал он. – Убедишься, что настало время кому-то взять на себя их проблемы.
Дениз не стала спорить. Она опустила солнцезащитный козырек и смотрела вдаль, где на фоне слепяще яркого горизонта высились небоскребы Госпиталь-Сити. Гари рассчитывал на большее взаимопонимание. «Маргинального» братца вполне достаточно, не хватало еще одной белой вороны в семье. Ужасно, что люди с такой легкостью выбиваются из колеи, перестают обращать внимание на условности. Как прикажете получать удовольствие от своего дома, работы, семьи, если кто-то может своевольно перекраивать правила?! В особенности Гари задевало, что очередным перебежчиком на сторону «маргиналов» оказался не придурковатый Другой из Другой семьи и из Другого социального слоя, а родная сестра, талантливая, стильная, еще в сентябре такая удачливая – в традиционном смысле слова, – что друзья Гари читали о ней в «Нью-Йорк таймс». А теперь она бросила работу, нацепила четыре колечка и пальто – вырви глаз, провоняла табачищем…
Он вошел в дом вслед за Дениз, втащив из багажника алюминиевый табурет. Внимательно наблюдал, как Инид встречает дочь, сопоставляя это с приветствием, которого сам был удостоен накануне: более продолжительные объятия, отсутствие критических замечаний с порога, сплошные улыбки.
– Я подумала – а вдруг в аэропорту вы наткнулись на Чипа и приедете домой все вместе! – воскликнула Инид.
– Сценарий неправдоподобен, по крайней мере по восьми причинам, – проворчал Гари.
– Он обещал приехать сегодня? – переспросила Дениз.
– Сегодня днем. Самое позднее завтра.
– Сегодня, завтра, в апреле, – проворчал Гари. – Слушай больше.
– В Литве неспокойно, – пояснила Инид.
Дениз пошла проведать отца, а Гари отыскал утреннюю «Кроникл». В подборке международных новостей между двумя более длинными заметками («Новый "Петикюр" заточит когти вашему псу» и «Не слишком ли велики заработки окулистов? – "Нет", говорят врачи, "да", говорят оптики») нашел абзац, посвященный Литве: «Беспорядки, последовавшие за парламентскими выборами, которые были
– Аэропорт закрыт, – со злорадством прочитал вслух Гари. – Слышишь, мама?
– Он уже вчера был в аэропорту, – возразила Инид. – Наверняка успел вылететь.
– Почему же он не позвонил?
– Торопился на самолет, наверное.
Подчас способность Инид к самообману причиняла Гари едва ли не физическую боль. Он вытащил из бумажника квитанцию на табурет и перекладину для душа и продемонстрировал ее матери.
– Я тебе выпишу чек, – пообещала она.
– Лучше прямо сейчас, а то забудешь.
Инид подчинилась, вздыхая и ворча. Гари внимательно изучил чек.
– А почему здесь дата 26 декабря?
– До тех пор ты все равно не успеешь обналичить его в Филадельфии.
Стычки продолжались и во время ланча. Гари надолго растянул первый стакан пива и так же долго пил следующий, к величайшей досаде Инид, которая уже в третий, если не в четвертый раз напоминала о перекладине: ее-де срочно нужно установить в душе. Поднявшись наконец из-за стола, Гари сказал себе, что его желание руководить Инид вполне оправданно – пытается же она руководить им.
Перекладина для душа представляла собой эмалированную бежевую трубку длиной в пятнадцать дюймов с фланцами на обоих концах. Короткие шурупы, приложенные к перекладине, пригодились бы, возможно, для деревянной стены, но не для керамической плитки. Чтобы надежно закрепить перекладину, в стенку между душевой и примыкавшей к ней кладовкой нужно было ввинтить шестидюймовые шурупы.
В мастерской Альфреда отыскались насадки к электродрели, но коробки из-под сигар, некогда полные полезных деталей, теперь были забиты ржавыми шурупами, деталями замков и внутренностями туалетного бачка. Ни одного шестидюймового шурупа.
Повесив на лицо широкую улыбку – «что поделать, остался в дураках», – Гари двинулся в магазин и по дороге наткнулся на Инид, которая торчала в гостиной у окна, пристально глядя сквозь прозрачные занавески.
– Мама, – строго сказал Гари, – тебе не следует питать особых иллюзий насчет приезда Чипа.
– Мне просто показалось, что хлопнула дверца машины.
«Давай-давай, – подумал Гари, покидая дом. – Думай о том, кого тут нет, и гоняй в хвост и в гриву того, кто с тобой».
На улице он столкнулся с Дениз – сестра возвращалась из магазина с полными сумками.
– Надеюсь, мать вернет тебе деньги, – сказал он.
Сестра рассмеялась ему в лицо:
– Тебе-то что за дело?
– Она вечно пытается получить все даром. Меня это заедает.
– Удвой бдительность, – посоветовала сестра, направляясь в дом.
Почему, почему его точит чувство вины? Он не обещал матери привезти Джону, а если акции «Аксона» выросли на 58.000 долларов, так разве он не трудился в поте лица, чтобы добыть эти акции, разве не рисковал? И Беа Мейснер сама просила не отдавать Инид вызывающий привыкание наркотик. В чем же, в чем он виноват?