Попробуй меня

MargoLay

Я обещаю, миллион раз обещаю, ты узнаешь, что такое настоящая любовь. – отрываясь, проговариваю я ей ровно в губы, понимая, что еще секунда – и я сорвусь окончательно. – Она ведь и горькая, и сладкая, и соленая – любая. Но горечь, милая, для того, чтобы лучше оценить слабость.

Сладость.

Киваю. Два раза, три, киваю так сильно, что в голове все прокручивается в миллионный раз. В горле стоит привкус железа, и мне хочется чувствовать его еще сильнее, поэтому я врезаюсь в ее губы, и кусаю

слишком сильно. Пропускаю язык в ее рот, сталкиваюсь с ее горячим, шершавым, самым сладким в мире и полностью беру дело в свои руки.

Моя. – уверенно шепчу я, и медленно отрываюсь от нее. Нежная кожа губ рвется так сильно, что я недовольно морщусь от этих стучащих импульсов крови, которые отдаются куда-то в центр горла.

Дейвидсон мучает одышка. Я вижу, как медленно закрываются глаза, как она улыбается сквозь приспущенные ресницы, и как покрывается ее кожа мурашками – чувствовать того, кого так сильно любишь, не так уж и сложно.

Мы уезжаем. – нервно говорю я и ищу в кармане гребаные ключи, которые как всегда завалились в карманную дырку, блять, когда она уже исчезнет.

Рикка послушно садится на переднее сидение, снимает тонкие кеды и закидывает стройные ноги на переднюю панель машины, открывая окно нараспашку.

Что за херня с тобой сегодня? – спрашиваю я, завожу машину, и она с визгом трогается со стоянки, вырываясь на ночную магистраль.

Гребаный Пейн дал попробовать мне эту дурь. – смеется та прямо в открытое окно, совершенно не осознавая, где она находится.

Мои зубы вжимаются друг в друга, и я понимаю, что еще мгновение – и руль машины может запросто треснуть пополам.

Я убью этого Пейна. – процедил я сквозь зубы.
– Я просто сотру его в ебаный порошок.

Мы заезжаем на стоянку ночного мини-отеля, и я крепко беру ее за руку, выводя из машины – нам нужно время, чтобы побыть вместе.

Ты любил. – говорит она, заваливаясь в темный номер отеля и не включая свет при этом.

Я захожу следом, спокойно закрываю дверь за собой и на ходу снимаю с себя шапку, пальто и обувь – все это летит прямо под кровать.

Рикка падает лицом на свежую постель и зарывается в подушку, что-то говоря при этом, но я абсолютно ничего не слышу.

Я дебил. – улыбаюсь я и осторожно ложусь с ней рядом. Моя рука автоматически тянется к ее спине, и я не могу лишить себя такой сладости – держать ее рядом с собой.

С тобой все понятно. Ты точно любил. – наконец, говорит она ясным голосом и мягко улыбается.

Еще как любил. – соглашаюсь я, осторожно проведя рукой по хрупкому позвоночнику. – Полный, Дейвидсон. Я полный любил.

Ее глаза горели влюбленностью, и это было ни капли не смешно. Тусклый свет фонарей еле пробирался сквозь занавешенные окна. Она целовала так развязно, мягко, не пропуская ни единой клеточки моих ужасно болевших губ.

Казалось, вся ее

нежность собралась в один комочек и так усиленно рвалась ко мне в сердце.

Смотри мне в глаза, Стайлс! – смеялась она так громко, что я невольно чувствовал себя самым счастливым на этом гребаном свете. – Бууу, смотри, смотри!

Мой смех сливался с ее мелодичным, мои пальцы сплетались с этими тонкими, музыкальными пальцами, мой язык сплетался с самым желанным в мире, а сердце так и рвалось вырваться из груди и пойти куда-нибудь далеко и надолго.

Она плакала, смеялась, говорила полную ерунду, клялась в том, что никогда в жизни больше не попробует на вкус эту дурь, зато с удовольствием рискнула бы прыгнуть в обрыв, но только со мной за руку.

Не плачь. – я вытирал слезы с бледной кожи, боясь покарябать ее малейшим изъяном. – Все было оплакано уже столько раз.

Нельзя так отгораживаться от всего. – хрипло произнесла она, зарываясь в мои волосы пальцами.
– Я знаю, страдать тяжело, никто страдать не любит. Обещай мне кое-что. Обещай мне, что ничего не упустишь. Пожалуйста, Гарри. Я знаю, как ты любишь улыбаться. Я знаю, что ты умеешь улыбаться. Обещай, что не проглядишь ни одной радости. Ни одной. Обещаешь?

Я закусил нижнюю губу и задумался над этим, слегка ухмельнувшись.

Помнишь, ты спрашивала про ледяное сердце, Дейвидсон? – неожиданно спросил я, и резко притянул ее к себе, прикасаясь губами к ее холодному лбу.

Руки, фотографии, татуировки.

Я кивнул.

Как мало нужно лишь для того, чтобы понять друг друга.

Так вот, милая. Оно уже давно разбито.

Дейвидсон медленно прильнула к моим губам, небрежно кладя маленькую ладонь на мою грудь, сжимая область слева яростным движением.

Я соберу его по кусочкам, Гарри. Я буду пробовать, но я соберу этот пазл. – мягко произнесла она и посмотрела мне настойчиво прямо в глаза.
– И ты никуда от меня не денешься.

Свет в ее доме давно потух. Мы сидели в машине, и просто молчали. Я чувствовал, как разрывается кожа слева, как ноет сердце и как мне тяжело прощаться с ней.

В прошлой жизни ты явно была наркотиком. – холодно произнес я, отпуская ее руку из своей.

Дейвидсон вздрогнула и испуганно вжалась в кресло.

Я отношусь к тебе с трепетом и заботой, а ты просто даришь мне счастье. – и вновь на повторе эти слезы, которые хочется целовать, просто целовать. – Пожалуйста, Гарри.

Она тянула ко мне свои руки, а я сидел, вжавшись в кресло, и как полнейший идиот смотрел на руль машины, боясь обжечь ее своими словами.

Ты со мной не жила. – произнес я, наконец-таки решившись посмотреть ей в глаза.
– Помнишь, как ты умирала?

Между нами вновь возникла эта тишина, из-за которой все рушилось, окончательно рушилось.