Попрощалась юность
Шрифт:
– Скоро узнаем.
Он поднялся, и, приглаживая ладонью черные волосы, посмотрел в окно.
– Как вам наш новый садовник?
– Болтает ерунду, – Наталья Семеновна махнула рукой. – Богдан Алексеевич, вы же не будете цементировать погреб у соседей?
– Я? Нет. Цементировать будет Леонид.
– Но вы же проследите?
– Прослежу. Пока не перезвонил Рома, пойдемте ужинать, Наталья Семеновна.
Он подал ей руку, помогая подняться, и повел на кухню.
***
Луна заглядывала в окно, освещая кровать Натальи Семеновны. Сна не было, и она лежала, уставившись в темноту. Сердце давило от предчувствия. Зачем звонил Роман? Неужели опять какие-то козни с деньгами? Или совесть
Через панорамное окно в зал струился лунный свет. Наталья Семеновна открыла дверь в кабинет Богдана Алексеевича и тихо вошла. Богдан сидел в кресле спиной к двери, а перед ним на журнальном столике лежала открытая папка. В руках он держал большую портретную фотографию Нины. Наталья Семеновна остановилась над ним, смотря на свою Ниночку.
– Не спится мне, Богдан Алексеевич.
– Составьте мне компанию, – улыбнулся он.
Наталья Семеновна присела на край кресла, глядя на ворох фотографий и неаккуратно вскрытых конвертов. Ее глаз выцепил яркую открытку. В углу был изображен желто-сине-красный флаг, а сама открытка выглядела, как нарисованная. Смуглая девушка в разноцветном платье несла на голове поднос с фруктами. Наталья Семеновна нацепила очки и поднесла ее к глазам. На обороте размашистым почерком написано «Привет из Колумбии. Если ты однажды будешь здесь, зайди в столовую на пристани, здесь самые красивые официантки. Рома. P.S. Запомни, называется «Tamale»».
– Никогда не побываю в Колумбии, хотя бы прикоснусь к ее частичке. Вот откуда дети берутся, Богдан Алексеевич. Любовь поджидает в любом уголке мира. Не сиделось Роме здесь, и привез себе жену из заморской страны. А помните, как он на вашей с Ниной свадьбе клялся в верной дружбе? Да как ему не стыдно? Как у него совести хватило твой номер набрать?
Богдан слушал ее с доброй ухмылкой.
– Наталья Семеновна, почему вы его не пристыдили по телефону? Тоже мне, испугались. А если серьезно, Рома давно не мальчик, ругать его не за что.
– Прости господи, не хочу даже говорить. А нервы? Нервы не восстановишь даже деньгами. Я, конечно, деньги считать не берусь, но они-то вам все равно пригодились.
Она положила открытку на стол.
– Я, конечно, у вас не спрашиваю, зачем он звонил, это ваше личное дело, мне туда лезть ни к чему. Мое дело сердцем за вас болеть и молиться.
– Но знать вы все-таки хотите, – он вскинул черные брови.
Под его пристальным взглядом она втянула голову и взялась расправлять сорочку на коленях.
– Какая вы проницательная, это, конечно, для меня удивительно. Не зря вы себе места не находите после его звонка.
Наталье Семеновне сделалось душно. Она тяжело вздохнула и откинулась на спинку кресла. Богдан погладил ее морщинистую руку, лежащую на подлокотнике.
– Поговорим завтра.
– Нет! Что вы, я уже не усну.
Богдан Алексеевич поднялся и прошелся по комнате. Наталья Семеновна ждала несколько минут.
– Не знаю я, как вам сказать. Филиппа помните? Он ушел из дома. И, возможно, он направился к нам.
Наталья Семеновна ожидала, чего угодно. Но не могла и подумать, что их разговор коснется Филиппа. В голову ей ударила кровь и сердце защемило. Предчувствие, что преследовало ее, теперь стало понятным.
– Боже мой, Филипп, – проговорила она. – Господи, да как же это? Ребенок где-то один! Боже мой, как же это?
Она задыхалась, положив руку на грудь. Богдан остановился рядом.
– Успокойтесь, ради вашего бога. Где таблетки?
– Там, там, – она махнула рукой на дверь. – На кухне в шкафчике. В верхнем
– А я знаю, где ваши специи, – в голосе Богдана слышалось раздражение.
Он принес ей воды и несколько пластинок таблеток, и присел напротив.
– Сказал же, завтра поговорим. Зачем вам в день два потрясения.
Под его внимательным, напряженным взглядом она приходит в себя, дыша все спокойнее и глубже.
– Вам лучше?
Наталья Семеновна все десять лет переживала за Филиппа не меньше, чем Нина. Винила ли она себя за все, что началось через год, после смерти Мити? Она не могла смириться, когда от ее живой, счастливой девочки осталась только тень.
С Богданом они устроили для Нины первый праздник, на который она согласилась, после смерти мальчика. Рома привел с собой жену Даниэлу и трехлетнего сына Филиппа. Его оставили с Русланом в комнате, где за ними приглядывала Наталья Семеновна. Когда в разгар вечера Нина на минуту заглянула к ним, не смогла оторвать от мальчика взгляд, отпустила Наталью Семеновну подавать десерт, а сама осталась с детьми. Никто не мог дозваться ее к столу. Только в сопровождении детей она вернулась к гостям. Взяв Филиппа на руки, не отпускала его, пока родители не собрались домой. Дани, как ее называли в их кругу, не возражала, смущаясь, она мало что могла сказать Нине, язык она знала плохо. Филипп на руках новой знакомой сидел тихо, принимая от нее поцелуи и ласки. Прощаясь, Нина пригласила Дани и Филиппа в гости. Никому тогда не показалось странным настойчивое желание Нины дружить с Даниэлой. Вскоре Нине надоело изображать радость общения на скудные темы с двадцатилетней Дани, которая была не слишком развита интеллектуально, и она предложила ей оставлять мальчика сначала на пару часов, потом на весь день, под предлогом, что Филипп и Руслан сдружились. Нина тосковала по Филиппу. Придумывала предлог встретиться с Дани, чтобы та была с сыном. От Богдана она скрывала истинную причину своего поведения. А хотела Нина, чтобы Филипп был ее ребенком. И желание так и осталось таковым, если бы не несчастный случай. Рома и Богдан несколько лет вели совместный бизнес. Рома звал его уехать в другую страну, но Богдан отказался.
Что случилось потом, казалось для всех кошмарным временем. Рома сделал то, чего от него не ожидали: учинил поджог магазина конкурентов и сбежал с накопленными деньгами, предназначенными для открытия второй автомойки, оставив Богдану долги и уголовную ответственность, чтобы тот не отправился его разыскивать. Бросил Рома и Дани с Филиппом. Нина в отчаянии искала способы помочь Богдану. И пока он находился под стражей, она продала автомойку, м требовала у Дани вернуть украденное Ромой. Платить Дани было нечем, она сама едва могла прокормиться на щедро оставленные Ромой копейки. Все это время Нина не забывала о Филиппе, она перестала видеться с ним, но продолжала обдумывать свое намерение. Она наняла адвоката для Богдана, и, суд был выигран, Нина переключилась на Дани. Но ее деньги отвергла. «Я буду забирать Филиппа, когда захочу. Я буду его второй матерью, а если с тобой что-то случится, то первой и единственной» – такое требование было выдвинуто перед Дани, как аксиома.
Каждую ночь у Натальи Семеновны болела душа. Права ли она, поддерживая Нину и позволяя ей забирать ребенка у родной матери, пусть и называя это искуплением. Жалела она и маленького Руслана, который делил внимание матери с чужим мальчиком. Только одно не давало ей пойти против Нины. Она, ее драгоценная деточка, снова стала прежней, снова смеялась, шутила и вернулась к рисованию, заброшенному со смертью Мити. С Ниной они преподносили Богдану частые пребывания чужого сына в их доме, как случайность. Все чаще Дани становилась больной в фантазиях Нины, не способной следить за мальчиком.