Попрощалась юность
Шрифт:
– Я тебя сразу узнал, – сказал довольный Филипп, продолжая улыбаться.
Руслан прикрикнул на собаку и взял Филиппа под локоть.
– Куда? Я хочу увидеть Нину.
Руслан отвел его от двора.
– Ты не можешь ее увидеть. Не можешь, и все. Не получится. Давай отойдем. Видишь, собака рвется. И будет нехорошо, если тебя здесь увидят. Пойдем.
Он повел Филиппа по дорожке среди высокого бурьяна. Молчун спрыгнул с забора и побрел следом. Филипп оборачивался то на него, то смотрел на отдаляющийся дом.
– А кто он?
– Сосед, – ответил Руслан.
Тропинка
– Узнаешь? – спросил Руслан.
Филипп подошел к качелям и присел на одну из них, рядом на другую пристроился Толик. Он изредка похрюкивал, втягивая воздух открытым ртом.
– Он не свалится? – спросил Филипп Руслана.
– Думаешь, он беспомощный?
– Я не помню его. Сколько ему лет?
– Толик, сколько тебе?
Толик показал сначала семь пальцев, потом загнул еще один, а потом выпрямил два. Филипп попробовал повторить за ним. Руслан посмеялся и сказал, что Толику на самом деле тринадцать. Он разглядывал Филиппа теперь уже при дневном свете.
– Так вырос. Что за татуировки у тебя?
– Да просто, глупости всякие. Можно я зайду к тебе домой?
Руслан будто не слышал.
– Почему ребятам не сказал настоящее имя?
– Им какая разница, Филипп, Максим. Я хочу зайти. Или позови Нину сюда.
– Нет. Ты не можешь зайти. Не можешь и все. Нельзя, чтобы тебя видели.
– Что изменилось?
– Тебя не было десять лет, и думаешь, все так же стоит на своих местах? И все рады тебя видеть? Думаешь, ждали тебя? У всех здесь своя жизнь, и никто о тебе не вспоминал.
– Руслан, пожалуйста.
Руслан тянул время. Он, как будто стоял у двери и не давал Филиппу ответа, может тот переступить порог или нет.
– Скажи, ее нет дома? Когда она вернется?
– Ты можешь сидеть здесь сколько угодно, она не вернется. Она не дождалась тебя. Умерла.
Толик хрюкнул и начал раскачиваться, помогая себе стоптанными кроссовками. Филиппу стало тошно. Скрип качелей задавил его чувством, что так уже было, и не раз. Он как будто оказался на этом же месте десять лет назад, только возвращаться ему некуда. Дверь в дом с красной крышей закрылась перед ним.
Только одно дало ему сил сбежать из дома – уверенность, что его здесь ждут. Хотя бы один человек. И оказалось, что этого человека больше нет. В памяти возник последний вечер перед побегом, когда он сидел на кровати и уговаривал себя не сомневаться. Его гнала в дорогу уверенность, что он найдет здесь защиту. А если бы он знал, что его ждет здесь, хватило бы смелости сбежать от отца? Может, надо было остаться? По крайней мере, он знал, что его ждет дальше. А теперь нет.
– Когда она умерла?
– Ты опоздал на два года. Но, если честно, я этому рад. Без мамы тебя никто не ждет, тебе нет здесь места. Как будто никогда и не было.
– И что мне делать?
– Ты меня спрашиваешь?
Качели продолжали скрипеть. Толик взмывал в небо, хихикая своим радостями, а пыльные шнурки развевались вперед-назад.
Руслан поднялся
– Толик, пойдем.
– Оставишь меня? Мы же не чужие.
– Я так не думаю.
Руслан и Толик ушли, а Филипп все сидел на качелях, глядя себе под ноги.
***
Руслан вошел в дом, убедиться, что Наталья Семеновна не видела Филиппа у двора. Она была в кладовой, и он не стал ничего спрашивать. Если бы она увидела Филиппа, знал бы уже весь город.
С трудом Руслан представлял, что маленькое чудовище выросло в этого юношу. Расположившись за столом в своей комнате, Руслан открыл тетрадь и написал: «Больше всего на свете я ненавижу его (жирно подчеркнул дважды). Больше всего на свете я ненавижу Филиппа Туманова. Ему я жела…» – ручка перестала писать, выведя последние буквы еле заметно. Он вытащил стержень и продул его, затем закрутил обратно и попробовал расписать. Чернила легли волнами на поля тетради, и Руслан обвел: «Ему я желаю смерти». Захлопнув тетрадь, Руслан обхватил голову руками. Просидел неподвижно несколько минут, после чего вырвал лист и, смяв, бросил в стену.
Руслан завел дневник после смерти матери. Школьный психолог посоветовал ему выносить все мысли на бумагу.
«Мама, у меня внутри такая злость», – написал он на чистом листе. И вдруг понял: в детстве в какой-то момент они поменялись ролями. Руслан нарочно обижал Филиппа, зная его страхи. Когда на детскую площадку забегала дворняга, Филипп замирал на месте, зажмурившись, пока кто-нибудь ее не прогонял. Руслан дожидался, когда Филипп останется один на улице, подкрадывался и толкал его на землю. Тот щипался, кусался или визжал, но услышав: «Хочешь посидеть в подвале один? Я тебе устрою, если расскажешь маме», затихал и смотрел на Руслана во все глаза. Руслан мог прижать его к стене дома, выкручивать пальцы, плюнуть в лицо или раздавить жука, а потом смотрел, как маленькое чудовище, тонко скуля, брызгает во все стороны слезами.
Теперь Филипп в его распоряжении. «Я для него почти что бог. Сам могу решать, что с ним будет дальше. Он не знает, что мой папа помог бы ему. Не знает, что и Наталья Семеновна за него, и думает, что он один. Пусть мучается».
Залаял Джим, и Руслан поспешил на улицу. Толик снова вязал засохшую крысу на забор. «Ждет папу. А вдруг проболтается ему?». Он подошел к забору и схватил Толика за руку. Крыса упала в траву со стороны двора.
– Дай! – завопил Толик.
– Слушай меня, если ты брякнешь при папе, что кто-то приходил, я твоих крыс засуну к Наташе в духовку и скажу всем, что это ты сделал. Понял?
Толик вырывался и хныкал.
– Дай! Дай! – повторял он. Из вздернутого носа полетели брызги. По подбородку стекали слюни, а он, хрюкая и булькая, прикусывал нижнюю челюсть.
– Прекращай реветь. Не прекратишь? Хорошо, смотри.
Руслан достал упавшую в траву крысу, помахал у Толика перед лицом. Разломав ее, он одну половину закинул на крышу гаража. Толик замолчал. Он громко шмыгнул носом и уставил один глаз на Руслана. Может Толик и видел Руслана двумя, но Руслан не понимал, потому что левый глаз Толика был направлен в сторону гаража.