Попрощалась юность
Шрифт:
С того дня, когда Нина сделала эту фотографию, раскололась тишина их дома, которая осталась после Мити. А что до этого? А до этого так бы они и жили: ходили на цыпочках, говорили в полголоса, громче шагов слышался бы стук рассыпанных по полу бусин. И мама бы их не собирала, а сидела на полу и смотрела невидящим взглядом и думала о ком-то. О Мите. Митеньке, зайчонке, каким он был на фотографии в завязанной под подбородком шапочке с пушистыми ушками, украшенными мишурой. «Мам, я вот живу, видишь» – так надо было подписать снимок.
На маленькое бледное лицо с тонкой кожей ниспадали черные волосы, а на висках бились синеватые венки. Ветер трепал волосы, когда Митя сидел на качели, мама не разрешала раскачиваться. Тоскующим взглядом Митя смотрел на елочные игрушки, трогал колючие ветки нарядного дерева. Перед самым праздником мальчики играли
Он долго кашлял, мама сидела с ним на полу. Ресницы застыли на глазах до приезда «Скорой». Тоскующим стеклянным взглядом Митя смотрел на елочные игрушки. Руслана уводила Наталья Семеновна, говоря, что Митя уснул. А Руслан противился и хотел продолжить игру, еще не понимая, что с Митей он больше никогда не поиграет.
После его смерти, несколько недель в комнатах стояла звенящая тишина. Все старались говорить о чем-то, только бы ее не слушать. Руслан долго злился на Митю, на его нелепую смерть. Ему снился Митя, снилась мама, прежняя мама, рисующая картины, пока он играет на покрывале. И тогда, после пробуждения в нем всплывало все, что он затаил на брата: вся склочность, вся мерзость, что скрывались внутри. Руслан плакал по пустякам, отказывался от еды. Настроение менялось так же стремительно, как изменилась жизнь с появлением в доме Филиппа.
Филипп продолжил историю с того момента, когда она остановилась на Митиной смерти. Ему было три, как и Мите. Черноволосый, как Митя. Но удивление и страх в зеленых глазах в их первую с Ниной встречу, были лишь ширмой. За ней скрывалась буря. Филипп крушил все, но оставался невредимым. Падал с забора, летел кубарем с горки. Что не могло случиться при Мите, и то, чего после Мити не смог сделать Руслан, случилось при Филиппе. Нина снова смеялась, дышала глубоко и спокойно. Вернулась к ней легкость в движениях, она взялась за кисти и краски.
После летнего полуденного зноя мальчики вместе с Ниной выходили во двор. Она опускалась на ступеньки и обмахивалась кепкой Филиппа, наблюдая за ними. Руслан катал машинку по бордюру вдоль цветочных клумб, а Филипп гонялся за ящерицами. Становился на колени и ковырял пальцами землю, искал в сложенных у ворот досках. Выуженных ящериц, червяков, засохшую медведку он нес Нине. Продолжая машинально возить туда-сюда машинку, Руслан смотрел из-за плеча, как мама целовала чужого мальчика, тискала его и наигранно визжала, когда Филипп подносил к ее лицу найденную живность. Когда Руслан отворачивался, ему слышалось, как мама рассыпает поцелуи по щекам Филиппа, а тот недовольно ворчит и вырывается. Когда Филип убегал на поиски, Руслан поднимался и шел к маме. Садясь рядом на ступеньку, он опускал голову на ее плечо. «Что, мой хороший?». «Мам, а ты только меня любишь?». «И тебя люблю, – в этот момент она ловила в объятия пробегавшего с очередным «сокровищем» Филиппа и кусала румяные, смуглые щеки. – И этого котенка». «Я не котенок, я пират» – рычало маленькое чудовище, так про себя прозвал Филиппа Руслан. Она прижимала этого щуплого мальчика к себе, обнимала его расслабленными руками свою шею. Открывала ему сердце и закрывала глаза на безобразия, которые он творил в ее доме. «Моя крошечка» – говорила мама в маленькое смуглое ушко, прикасалась губами к глазам и щекам. Чудовище смирнело в ее руках, пока Руслан, опустив голову, водил пальцем по доскам ступеней.
Развалившийся на диване мальчишка мешал Руслану сесть рядом. Маленькие, ловкие ступни ударяли его по рукам и лицу. Но никто не спешит утешать Руслана, как спешили утешать маленькое чудовище, когда оно, не видя куда бежит, цеплялось за занавеску на входной двери, оступалось на пороге и падало. Даже не получив ссадины, чудовище разрывалось от плача, визжало на весь дом, забирая все внимание и нежность Нины.
За ужином маленькое чудовище, измазав пальцы кетчупом, разбрасывало по столу макароны, переворачивало стакан с компотом, потому что ему нужно было дотянуться до Руслана выпачканной рукой. Мама не ругалась, она вытирала каждый палец, пока Филипп облизывал другую руку, а потом собирала в ладонь разбросанные макароны: «Наталья Семеновна, долейте компот, а то наш пират разбушевался». Руслан ждал, когда же мама разозлится. Прислушивался, не кричит ли она, наступив на сломанную
Однажды вечером, когда Руслан допивал чай на кухне, в коридоре послышался безумный топот и крик «мам!», от которого Руслан содрогнулся. Маленькое чудовище никогда не называло Нину мамой. Так ее звали только Руслан и Митя. Руслан настороженно смотрел на дверь, но через мгновение там показался Филипп. Часто дыша, он остановился в дверях, ища глазами Нину. Та растерянно обернулась, и он подбежал, обхватил ее за бедра и, задрав голову, выпалил: «Мам, я нашел ящерицу!». Руслан соскочил со стула и бросился к маме с другой стороны: «Это не твоя мама!» Нина смеялась, зажатая в объятиях мальчиков. Но подступившие слезы быстро исчезли – Филипп зарыдал. Руслан царапал ему руки. «Мальчики, не надо спорить. Руслан, нехорошо так поступать» – она взяла его за руку и усадила за стол пить чай, а сама с Филиппом ушла на улицу смотреть ящерицу.
Руслан вздрагивал, когда Филипп появлялся в комнате; от его визга, крика, плача Руслан покрывался мурашками. Когда он в тишине собирал конструктор, но вдруг Наталья Семеновна выглядывала в окно со словами: «Нина привезла Филиппа», Руслан бежал в комнату, прятаться в шкаф или под кровать. Тишина раскалывалась на мелкие кусочки, как рухнувшая со стола ваза, сбитая Филиппом на пол. Он бегал по дому, стуча о деревянные полы крепкими пятками, и громоподобный стук дверей сопровождал его из комнаты в комнату. Когда звуки приближались к шкафу, Руслан вжимался в стенку. Очередную их драку заканчивала мама. Она качала зареванного Филиппа, при этом отчитывая Руслана: «Он младше и обижать его нельзя. Он же твой братик». Руслан глотал слезы и молча скручивал пальцы за спиной. А Филипп – только закроется за мамой дверь – со всей своей детской дури наступал ему на ногу. В горле собирались всхлипы, а пальцы непроизвольно сжимались от желания ударить, но мама сказала не обижать: «Мой брат был хороший, он не дрался. Ты должен быть как он».
Нина не признавала их вражду: обычные детские шалости, все равно, что разбитая кружка. Поддерживал Руслана только папа. Богдан постоянно напоминал Нине, что ребенок чужой, у него есть мать, а внешне Филипп копия своего отца Романа, Нина дулась: «Ну, и где его отец? Я его не вижу».
Спустя год Филипп все чаще оставался с ночевкой, для него купили отдельную кровать и поставили в комнате Руслана. В те дни мама, Руслан и Филипп, гуляли до самых сумерек. Нина поливала цветы, и на влагу из нор выбирались лягушки. Филипп ловил их, а Руслан сидел на ступенях, вдыхая свежий воздух, и тревожился из-за предстоящей ночи с маленьким чудовищем в одной комнате. Перед сном пока Руслан чистил зубы, мама обмывала чумазые ноги Филиппа, а он тараторил ей в лицо разные нелепости. Уже лежа в постели, он продолжал говорить, не отпуская Нину, а когда свет гас, и за мамой закрывалась дверь, Филипп начинал донимать Руслана рассказами о животных. У Руслана скользкая земляная живность вызывала страх и омерзение. Однажды, засыпая, он нащупал большим пальцем ноги лягушку, закрученную в пододеяльник. Руслан завизжал так, что через мгновение в комнате были папа, мама и Наталья Семеновна. Но и после этого мама не разозлилась на Филиппа. Два месяца Руслан вскакивал среди ночи и бежал к родителям, видя во сне забирающегося к нему под одеяло лягушонка с таким же, как у Филиппа смехом.
Руслан воображал и загадывал, что чудовище в очередной раз споткнется о порог дома и разобьется вдребезги. А чудовище в один день просто не появилось в их доме. И второй и третий день Руслан слушал тишину, гулко отдающуюся в ушах. В комнаты вернулась пустота, возникшая после смерти Мити. На четвертый день мама рассталась со сном. Руслан не чувствовал ее ласкового взгляда и тепла рук, смотрела она или поверх него, когда он просился в ее объятия, или куда-то в сторону. «Иди, поиграй» – и остывший поцелуй в щеку. Он часто заставал маму в кресле. Обняв ноги, она пустыми глазами смотрела на книжный шкаф. Как будто четыре года с Филиппом были маленьким фильмом, вставленным в их жизнь. Почти все, что Нина говорила, сводилось к воспоминаниям о Филиппе. А что после этого? А после так они и жили: ходили на цыпочках, говорили в полголоса, громче шагов слышался бы стук рассыпанных по полу бусин. И мама их не собирала, а сидела на полу и смотрела невидящим взглядом и думала о ком-то. О Филиппе. Тогда Руслан испугался. Второй раз он стал причиной маминой скорби. Новой его молитвой стала просьба вернуть Филиппа. С каким же опозданием она сбылась.