Попугаи с площади Ареццо
Шрифт:
Ночью алкоголь позволял ни о чем не задумываться, но как теперь вспоминать эти события, когда хмель уже испарился? И если опьянение, снимая запреты, подсовывало ему множество причин, почему стоило заняться любовью, трезвость приводила причины, почему этого делать не следовало: «Чтобы я полез к этой фламандской корове? Она же мне не нравится. Хуже того, я даже не думал о ней как о женщине. Если уж я с ней сплю, пиши пропало. Всему же есть пределы. Когда ситуация превышает определенные пределы банальности, это вообще уже становлюсь не я».
Вим поднялся, принял душ, тщательно побрился,
Сама Мег открыла глаза намного позже — так крепко она в этот раз заснула. Когда она вытянулась на кровати в пустой комнате, которой не узнавала, ее охватил страх. Снаружи доносился шум. На площади Ареццо раздавались какие-то крики. Она подошла к окну и увидела зевак, полицейских, фотографов и журналистов. Она рефлекторно отпрыгнула к стене, чтобы ее не заметили. Когда она осознала, что все они, скорее всего, явились сюда вовсе не из-за нее, она еще раз выглянула в окно.
Группы людей стекались к особняку Бидерманов.
Кучка женщин скандировала:
— Подлец! Подлец! Подлец!
А справа, на плакате, который держали люди в форме железнодорожников, была странная надпись: «Переспать с Бельгией не удастся!»
Мег почесала в затылке, немного побродила по квартире, потом пришла в себя, поискала телевизор и села смотреть.
За несколько секунд она узнала, что за скандал вызвал такое скопление народу. Она обдумывала эту первую за день новость — в растерянности и в шоке, голова раскалывается с похмелья; она привыкла, что с ней самой ничего особенного никогда не случается, поэтому даже не задумывалась о прошедшей ночи: помнила, что вечером ей пришлось остаться здесь и она выпила, чтобы убить время.
Она собрала одежду, прошла в ванную, энергично вычистила зубы и решила смыть остатки алкоголя, из-за которого у нее было противное ощущение во рту. Только под душем у нее перед глазами развернулась картина того, что произошло у них с Вимом. Вим ее обнимает. Вим входит в нее. Вим месит ее ягодицы. Вим доводит ее до оргазма — вот он, энергичный, с улыбкой, внимательно вглядывается в ее лицо. Она застыла. Может, это сон? Может, она перепутала мечты с реальностью? Ведь не может быть, чтобы…
Но эти картинки заново всплывали у нее в мозгу, такие яркие и невероятные. Что же случилось на самом деле?
Кстати, а где Вим? Если он сейчас не спит с ней рядом, значит он и не входил в ту комнату. И если она встала одна, то лишь потому, что и ложилась тоже одна. А все, что ей кажется воспоминаниями, наверно, на самом деле просто ее фантазии?
Мег была так ошарашена и смущена, что не могла собраться с мыслями, — точно так же у нее плохо получалось управлять своими движениями: ей понадобилось много времени, чтобы одеться и привести себя в более-менее нормальный вид.
Но когда она справилась с этой задачей, то вздрогнула от мысли, что сейчас ей придется выйти из этой спальни. Как только она внизу встретится с Вимом, она узнает правду. Не то он действительно на нее набросился и они правда
Она спустилась по лестнице и тут же услышала громкие голоса.
Вим и Петра фон Танненбаум громко спорили.
— Да нет, я слишком хорошо тебя знаю, — усмехался Вим.
— Какая наглость!
— Ты же выдумала эту историю, Петра, только ради того, чтобы о тебе говорили.
— Чтобы обо мне говорили? А разве мне требуется переживать грязное насилие, чтобы обо мне говорили? Насколько мне известно, обо мне и так говорят.
— Да, говорят, конечно. Но недостаточно… Ничто не может насытить твоего нарциссизма, никакой славы тебе не хватит. Петра, это я давно понял. Это меня не смущает. Но сейчас ты поступаешь ужасно. Ты взялась за всемирно известного и уважаемого человека, который должен стать премьер-министром в этот кризисный период! Ты можешь натворить бед, которых будет уже не исправить. Это отвратительно.
— Но он принудил меня!
— Ни на секунду в это не поверю.
— И какие тебе нужны доказательства?
— Настоящие доказательства.
— Ну что ж, будь спокоен, они будут. Например, анализ ДНК…
— Да ладно!
— Тебе не приходит в голову, что я могла оказаться жертвой?
— Ты — жертвой? Да ты прирожденная хищница.
— Не важно, что ты об этом думаешь, мне на это плевать. Я же не прошу меня утешать, я просто прошу разрешения остаться в этой квартире.
— И речи быть не может.
Мег вздрогнула, услышав эти слова. Может, он так поступает, чтобы она, Мег, заняла место Петры? Тогда выходит, что действительно сегодня ночью…
Петра встала и возмущенно ткнула в Вима указательным пальцем:
— Отлично, господин продавец старых крашеных тряпок, так ты не хочешь, чтобы я оставалась? Что ж, если ты настаиваешь, я уйду и прямо сейчас отправлюсь к этим журналистам и фотографам, которые толпятся на площади, заплачу и расскажу, что мой жених, знаменитый галерист, вышвырнул меня на улицу, как этакий разгневанный мачо.
Вим отшатнулся, будто она его ударила:
— Ты омерзительна. Ты ведь не сделаешь этого?
— Ты тоже, мой дорогой, этого не сделаешь — ты не вышвырнешь меня отсюда сейчас.
Повисла тишина. Вим сел и, хотя он уже несколько лет как бросил курить, зажег сигарету.
— Ладно, оставайся.
И, не думая его благодарить, Петра удовлетворенно села. Она выждала минутку, а потом уточнила:
— Естественно, я больше не хочу делить с тобой спальню. После того, что я пережила.
— Ты это о чем?
— Об изнасиловании, кретин. Посели меня отдельно в другой части квартиры. Я хочу как можно реже с тобой видеться.
— В этом мы совпадаем, — заключил Вим, вставая.
Вот тут он и заметил Мег, которая стояла в коридоре, чуть ли не разинув рот.
— Мег, вы как раз вовремя. Передайте, пожалуйста, персоналу, чтобы они устроили мадам фон Танненбаум на нижнем этаже, объясните им, как все организовать. Чтобы ей там было удобно и не потребовалось подниматься наверх.