Попутчица
Шрифт:
Они шли к автовокзалу, чтобы успеть на автобус.
– А у вас есть дети?
– Есть. Сын. Уже подросток. Только он с матерью живет, с моей бывшей женой.
Варя остановилась. Не верилось ей, что такой отзывчивый человек, которого почти весь район знает за его доброе сердце, живет один.
– А как же так? – Варя смотрела с сожалением, хотелось ей этому доктору счастья пожелать.
– Не волнуйтесь, Варенька, все хорошо. Жена у меня хирург, надо сказать, талантливый врач, ее сначала в область позвали, мы переехали. Потом она в Москву уехала, работает
– Надо же, я не знала, что так бывает…
– Как?
– Что два хороших человека могут вот так просто разойтись. У меня по-другому было: меня мама моего мужа упрекала, что здоровьем слабая… а я и правда не всякую тяжелую работу делать могу, хотя стараюсь.
– Что за дикость, упрекать человека в его нездоровье. – Николай Константинович впервые был раздосадован. – А знаете, Варя, предлагаю вам чаще встречаться, все равно мне надо проконтролировать ваше лечение. Твое лечение. – он смотрел на нее с нежностью, как будто встретил родного человека.
Дома только и разговоров было про Николая Константиновича; Варя всякий раз находила причину заговорить о нем. То вспоминала, как пришли на прием, как подробно рассказывал о выписанном лекарстве, как рассказывал про диету, как возвращались потом в райцентр.
Ефросинья вдруг вытерла уголком платка глаза. – Ты чего мама? – Варя испугалась, заметив, что мать прослезилась.
– Да вот слушаю тебя и думаю: случись чего со мной, и такой человек, как Николай Константинович – спасение твое. Спокойна была бы душа моя.
Варя и сама подумала, что все не так, как с Тимофеем; не хватает на руки, не клянется в любви, ничего не обещает, а спокойно с этим человеком, и, кажется, душа к нему тянется.
___________________
Агриппина придирчиво посмотрела на округлые бедра Натальи: – Пора тебе второго родить, Тимоша сына ждет.
– Да ладно вам, мама, уж без вашей указки знаем, когда рожать. Я вон только Люську из пеленок подняла.
Агриппина поджала и без того тонкие губы, подвязала платок и смолчала, наблюдая, как Наталья подхватила чугунок и поставила на плиту, – крутилась по дому, как шемела, тут уж упрекнуть не в чем.
– И вообще, мама, отделяемся мы от вас с Тимошей, отдельно будем жить, совхоз нам материал на строительство дома выделил.
– Чего удумали, а мне теперь как, одной что ли?
– Ну не дитё же вы малое, чай не пропадете.
– Больно резка ты, Наталья, грубо отвечаешь. Обидно мне, я ведь тебя, считай что, сыну сосватала…
– И что мне теперь до скончания века вам в ноги кланяться? – Наталья сняла фартук, – прежнюю-то невестку извели, считай что, не без вашей помощи убежала от мужа.
– Не болтай лишнего! Варвара больна была, какая она жена Тимофею, по глупости женился на ней. Да и не прогоняла я, сама ушла.
– Не только ушла, а даже уехала куда подальше…
– А тебе что, плохо? а если бы тут жила, да глаза мозолила Тимоше…
– Ой, не пугайте меня, я теперь жена законная, никуда
Она и не заметила, как вошел Тимофей, подперев плечом косяк, стоял и слушал бабьи разговоры.
– Ишь, ты, уверенная какая… и ты, маманя, хороша, все суетилась, уж так хотела, чтобы я на Наташке женился. А теперь слушай вот благодарность от нее, а я вступаться не буду. – Он вышел, дверь хлопнула, и стояли обе женщины, словно оглушенные.
Агриппина вышла следом, нашла сына, сидящим на завалинке. – Иди в дом, поешь, сынок.
– Отстань, маманя, это ты все со своей заботой, все на Варю дулась, тощей называла…
– Прости, сынок, не выгоняла я ее тогда, сама она ушла, обидчивая такая.
– А я дурак, не пошел, не позвал назад, и где она теперь с дочкой.
– Ела она как, птичка, внутри у нее что-то болело, может и в живых нет уже… А у тебя все же семья, хоть и грубит иной раз Наталья. Сыночка бы вам…
__________________________
Девочка так и осталась единственным ребенком в новой семье Тимофея. Думал он о сыне, да хоть и двух сыновей растить не против, а только не было больше детей. Уже и от Агриппины отделились, а она все намекала, от чего детей больше нет.
– Такова моя природа, – резко отвечала Наталья, – всё, нет пока детей, а как будут, так сразу вам доложу.
Дочка Люда подрастала и уже пошла в школу. А Тимофей, нет-нет, да и вспомнит про Варю, стоит только Наталье малины в лесу набрать, так и вспоминается ему случай с медведем, и как нес он на одной руке испуганную Варю. И зачем послушал тогда мать, сам не знал, и где теперь Варя с дочкой, неизвестно. Да и попробуй искать начни, Наталья враз охотку отобьет. Росточком невысока, с пухлыми руками, щекастая, говорливая, она никогда не смолчит и найдет любой ответ.
Прошло тридцать лет.
Заросло травой то место, где стоял домик Ефросиньи, да и сама деревня меньше стала. Медведей теперь в округе не водилось, можно без боязни малину собирать. Только ягоды меньше стало, идти за ней теперь надо вглубь леса. И редко кто выбирался по ягоду, не хотелось ноги бить, потому как почти в каждом огороде разрослись кусты малины.
Также ехали доярки утром и вечером на дойку, только теперь не на подводе, а на машине с будкой.
– Люська, тебя никак в самой области награждать будут, ты же передовик.
– Будут! И никакая я тебе не Люська, а Людмила Тимофеевна, – отчеканила молодая женщина, блеснув белыми зубами.
– Ой, загордилась, гляньте! Никак орден вручать будут?
– Ну, орден не орден, а грамоту да премию заслужила.
– Ох, и языкатая эта Людмила, вся в мать, в Наталью, та тоже в молодости бойкой была.
Людмила в город редко ездила, далеко, несподручно было, вот райцентр – другое дело. А тут объявили: район передовикам автобус выделяет.
Зал областного дома культуры показался Людмиле огромным, народа – тьма. Закрутив светлые волосы повыше, надев любимую блузку и брошь, подаренную мужем, она сидела, стараясь разглядеть, что там происходит на сцене.