Попутчики. Тысяча дорог
Шрифт:
Узнав эти сведения от проводника, Эдик отправился назад. В вагоне-ресторане стоял оживленный гомон, в котором часто слышалась русская речь.
– Вы едете до Кейптауна? – Эдик обратился к полноватому мужчине, сидевшему с краю стола и после окончания обеда, только взявшего в руки газету.
– Нет, сударь, до Капштадта не доеду, я выхожу чуть раньше, в Блумфонтейне, – ответил пассажир, оторвавшись от «Ведомостей». Концессия добывает золото в Оранжевой провинции, а управляется из Питера. А вам до Капштадта?
– Да.
– В первый раз туда едете? – спросил заинтересовавшийся мужчина. –
– И дальше до Кейптауна? – изумился Эдик. – Это конечная точка маршрута.
– Отчего же? Затем на пароме через океан в Буэнос-Айрес. А если повезет, поезд окажется в Южной Америке с помощью межпространственного переноса.
– Это как? – удивился Эдик.
– Вот вы как сюда попали? Судя по манерам, вы из советской ветки реальности.
– Из постсоветской.
– Какая, собственно, разница… постсоветская реальность происходит напрямую от советской, и вы сами выросли еще при советском строе…
После этого оба замолчали: пожилой господин из непонятно какого времени и мира – и молодой мужчина, с виду почти юноша, из вполне конкретного постсоветского города за Байкалом.
– У нас в Питере называют Кейптаун по-немецки Капштадтом, что звучит почти как Капстад на языке голландцев, которые и основали этот город, – перешел на общие темы господин из Северной Пальмиры.
– Я уже понял, – ответил Эдик задумчиво. – Да и с детства знаю: читал Станюковича, его морские рассказы, как русские моряки, плававшие на судах до Южной Африки, встретили на рынке Кейптауна мальчишку, приплывшего на рыбацком корабле из Петербурга (или даже из Кронштадта), который бойко называл главный порт Капской провинции почти на российский лад Капштадтом. Выходит, от Кронштадта до Капштадта – тоже наша земля, в каком-то смысле. Хотя они по морю плыли. А, впрочем, теперь она точно наша, мы ведь по суше едем через два континента. Вот вы, питерский, а без пересадок до Блумфонтейна мчитесь…
– А зря вы думаете, что я из непонятно какого времени и мира, – оживился добродушный, но оттого не менее загадочный толстячок. – Я из Питера 1999 года, принадлежащего той ветви реальности, научное название которой вы все равно не поймёте. Но общее представление уже имеете. А вот насчёт того, что я знаю о других мирах, так мы питаемся энергией переходов между мирами. Иные люди – они, наоборот, на переход кучу энергии тратят. Мы, впрочем, тоже, но это не мешает нам получать при переходе из одного мира в другой кучу дармовой энергии, которая покрывает затраты на переход.
– Можно сказать, вы переходите из мира в мир как поезд с одной колеи на другую. Только надо вовремя передвигать стрелку, – шептал Эдик, вспоминая свою далекую уже юность…
Дорога к внутреннему морю
Эдик шел по улице мимо рынка. Прошлой осенью этот рынок еще был уличным, ведь потом его убрали под землю, построив поражающий своим великолепием торговый комплекс. А сейчас в бетонной стене, ограждавшей рынок, зияли проемы, в которые можно было заметить деревянные прилавки многолюдного рынка. Идя вдоль этой стены, Эдик заметил девушку.
Он увидел
Девушка явно куда-то торопилась. В руках она держала тяжелые сумки. Иногда он немного видел ее лицо вполоборота. У нее были светлые волосы, собранные сзади в хвост. Девушка казалось очень юной, может быть даже школьницей.
Он шел за ней по улице вдоль уличного рынка, а она шла дальше в сторону вокзала. Раньше той дорогой он и его семья ходили, когда хотели сесть на автобус, ехавший до их дачи. Автобус, связывавший железнодорожный вокзал с аэропортом ходил под десятым номером, его называли просто “десятка”. Но те времена прошли, рейс давно отменили, теперь ходили до аэропорта маршрутные такси (как и по всему городу и даже сельским районам). Девушка свернула между знакомыми домами. Он шел на довольно значительном расстоянии позади нее.
В какой-то момент Эдик потерял ее из виду, она зашла за пятиэтажный дом. Он еще думал, что девушка могла зайти в один из подъездов. Но, пройдя дальше, Эдик увидел, как из-за дома с другой стороны выходит девушка в красной куртке и черных высоких сапогах. Это была она. Не стихающим быстрым шагом она тут же перешла на другую сторону улицы.
Клонившийся к концу пасмурный день выдался довольно прохладным, ведь уже было начало октября. Но Эдик упрямо шел навстречу холодному ветру, мимо угрюмо нависшего мрачной громадой темно-красного кирпичного дома.
Эдик строил предположения, почему незнакомка так оделась – довольно празднично, и отчего спешила в сторону вокзала.
А шла она, в самом деле, довольно быстро. Его удивляло, что она так долго идет и не заходит ни в один дом. Эдик тем временем не стал переходить на ее сторону улицы и шел под холодным осенним ветром, который довольно чувствительно его пронизывал, около высокого нового дома – как он заметил только сейчас, дом был построен до конца совсем недавно, он его видел в первый раз. Дом был необычной архитектуры, из красного кирпича. У него была арка, высокое подобие башни… Эдику отчетливо врезалась в память та улица и холодный ветер, дувший около этого казавшегося суровым дома, но что-то гнало его все вперед. Он опять упустил ее из виду, когда девушка свернула вниз, в сторону вокзала – ведь он все так же шел на довольно значительном расстоянии от нее. Но вот и он свернул вниз и заметил вдали фигурку в красном – ее! – она подходила к зданию вокзала.
Наконец, и он подбежал к вокзалу, прошел напрямик через зал ожидания и вышел на ту сторону… на первом пути стоял поезд. Вскоре он должен был отправиться. Эдик поспешил вдоль нескончаемой вереницы длинных зеленых вагонов электрички. Тем временем, голос из репродуктора объявил на весь вокзал, что вскоре должен отправиться пригородный поезд «Улан-Удэ – Танхой», видимо, этот. А девушка, скорей всего, уже села в электропоезд. Вот почему она так спешила! Только оставалось предполагать, откуда она шла и почему… Почему она, например, была так одета. Может, ехала на дачу на выходные (был вечер пятницы), или она жила в одном из посёлков вдоль железной дороги…