Попутный ветер

Горбунова Екатерина Анатольевна

Девочка, стоявшая за ними, была маленькой, с лукавыми глазами, прикрытыми ярко-рыжей челкой. Пришедшая смотрела без страха, прямо и дерзко. Маноа сделала шаг вперед, все еще не переступив порога врат.

— Я пришла, — сообщила малышка.

— Вижу, — покачала головой настоятельница, в ее голосе послышались сожаление и растерянность.

— Впереди еще целый день, так что у тебя есть время.

— Знаю.

— Мое имя Ноа.

— Так же звали и меня в твоем возрасте, — Маноа протянула гостье руку и помогла девочке переступить порог.

Теперь

пути назад нет. Впрочем, его никогда нет.

Крыл перелетел на гостью, потыкался носом в шею, понюхал уши и край волос. Ноа хихикала, но не избегала этих прикосновений.

— Он смешной, — сообщила она, когда крылатка вернулась к хозяйке. — У меня тоже будет такой?

— Если ты захочешь.

Маноа впервые не понимала своих чувств. Но зато хорошо поняла старую настоятельницу, когда-то встретившую ее саму: та показалась слишком сухой и строгой. А ведь она просто растерялась.

Маноа присела перед девочкой на колени и крепко обняла ее. Провела ладонями по спине, погладила по голове, вдохнула чуть сладковатый детский аромат. Ноа расслабилась и тоже обняла настоятельницу в ответ. В конце концов, никто не виноват, что начало одного всегда совпадает с концом другого.

Потом они пошли в обитель. Девочка оглядывалась по сторонам, ничего не спрашивала, но богатая мимика выдавала все ее эмоции. Благодаря гостье Маноа вспомнила свои первые впечатления от этого места.

Обитель мало походит на обычные дома, дворцы и замки. Стены тут кипенно-белые. Коридоры располагаются винтом, незаметно уходящим под землю и взмывающим почти под облака. Если перевеситься через балкон и посмотреть вниз со средних этажей, расположенных на уровне ворот, кругляш пола покажется маленькой сверкающей жемчужиной в раковине; если взглянуть на небо — увидишь голубое око приглядывающего за людьми бога. Множество комнат без дверей на противоположной от перил стороне, отделенных только невесомыми, играющими под дуновениями ветра шторками, вмещают служителей обители — спокойных, ласковых, сияющих.

Почувствует ли Ноа то же самое?

Девочка свесилась через перила. Хихикнула. Потом подняла голову вверх. Ахнула.

— Ты видела? Он смотрит, — ткнула пальцем.

Маноа кивнула и вздохнула удовлетворенно: даже можно было не сомневаться, Ноа ведь она. И не может чувствовать другое.

В детской спали все, даже Эстея. Девочка обошла колыбельки, заглянула в каждую, с интересом разглядывая младенцев.

— Это кто?

— Те, кто родится после, — шепотом ответила Маноа. — Но не все. Только те, кто повлияет на Империю. Здесь ждут рождения великие люди, ученые, бунтари и разбойники.

— Да? — Ноа вытаращила глаза. — А разбойники-то с бунтарями зачем? Может им просто не дать родиться?

— Нет, девочка, каждый из них двигает историю вперед, служит своей цели. Здесь, например, король, который переступит границу.

Малышка принялась оглядываться по сторонам.

— Разве такие бывают?

— Пока нет, — Маноа указала на одного младенца. —

Но кто-то ведь должен быть первым.

— Зачем?

— Чтобы показать Имперскому Совету, что он не всесилен.

— Имперскому Совету? Он такой же вредный, как Нат?

Нат? С памятью стало совсем туго. Маноа не помнила никакого Ната в своем прошлом. Хотя… Не так ли звали лохматого соседского мальчишку, который вечно чванился перед девочкой и хвастался своей силой, а потом испугался грозы, и, когда Ноа танцевала под дождем, плакал в своем доме?

Настоятельница улыбнулась и рассказала Ноа о том, что когда-то рассказали ей. Об Имперском Совете, которого слушаются короли. О том, что никто никогда не видел, кто входит в него, потому что членство держится в глубокой тайне. Известно лишь, что это по три представителя от каждого королевства Империи. Именно Совет напитывает мир магией, заряжает печати власти, соблюдает мир и равновесие. Он издал закон, по которому короли не могут переступать границы своего королевства, ведь никакая армия не пойдет вперед без своего предводителя. Предписал абсолютность правителей — ведь если печать коснется человека, в чем-то ущербного, то спалит его дотла.

— А ты входишь в Имперский Совет? — спросила Ноа, и настоятельница вспомнила, что когда-то давно тоже задала этот вопрос.

— Нет, дитя.

— Почему?

— Мне не нужно доказывать, что я права. А входящим в Совет приходится делать это постоянно.

Маноа заметила, что Эстея проснулась и с интересом прислушивается к диалогу между старой женщиной и девочкой. Поняла ли она, кто эта гостья, шагнувшая за порог обители рано утром?

— Ты знаешь ответы на все вопросы?

— На те, что мне задают, — улыбнулась настоятельница. — Ведь нельзя ответить только на тот вопрос, который тебе никто не задал. А на все остальные отвечаешь, рано или поздно.

— Значит, ты знаешь, почему с лица Империи стерли королевство без магии?

— Однажды в моих рыжих волосах появился первый седой волос, я его выдернула. И делала так до тех пор, пока не поняла, что ничего не изменить, и надо просто с достоинством принять изменения. Королевство без магии — это седой волос Империи. Но, к сожалению, Имперский Совет еще не готов принять его у себя. Он относится к нему, как к заразе, а не как к опыту.

Ноа вернулась к Маноа и крепко обняла ее, чмокнула в морщинистую щеку. Настоятельница заметила, что девочка подросла.

— А еще дети здесь есть? Кроме меня и этих спящих младенцев?

— Почему ты спрашиваешь?

Хотя настоятельница прекрасно понимала гостью: та боится, что ей будет одиноко тут, что жизнь пройдет мимо нее, а детские забавы заменят скучные уроки и обязанности.

Поэтому Маноа поспешила ответить: поманила к себе Эстею и соединила руки двух девочек.

— Знакомьтесь. Я не буду пока говорить вам имена друг друга, ведь они — не главное, узнавайте сначала души друг друга.

— Она старше меня, — насупилась Ноа.