Попытка контакта

Переяславцев Алексей

Пока экипаж "Морского дракона" готовился к сражению, на сигнальных фалах "Эридис" появилось разноцветное предложение спустить флаг. Сигнальщик "Морского дракона" со всей старательностью перевел на русский содержание сигнала.

– Будем вежливы, - свирепый оскал командира резко контрастировал с содержанием фразы.
– Поднять ответный сигнал: "Сдаваться отказываюсь". Целиться в середину борта! Больше десяти гранат не тратить! Пали!

Капитан Мерсье не был ни трусом, ни дураком, но ощущения от неприятельской пальбы оказались сильными. Мощью взрывов пароходофрегат трясло, как

будто в борт бил обернутый чем-то мягким, но тяжеленный молот. Громаднейшие водяные столбы наводили на мысли об огромных бомбах. Но для этого должны были стрелять из больших орудий, каковых на этом корытце не было. Да и самой стрельбы заметить было нельзя: ни малейших следов порохового дыма не наблюдалось. В ум закралась мысль, что в случае прямого попадания одной такой бомбой "Эридис" не удалось бы спасти. Весь экипаж думал точно так же. Некоторые матросы крестились и просили о заступничестве пречистую деву. Но было заметно и кое-что другое: одни недолеты. Русским орудиям, каковы бы они ни были, явно не хватало дальнобойности.

Как и подобает доброму французу, командир "Эридис" был прижимист. Но в данном случае он не колебался. И четырнадцать бортовых орудий дали ответный залп - три бомбами, остальные ядрами. В некотором смысле капитан Мерсье был прав: для столь небольшого корабля и ядер должно было хватить.

Этот залп тоже лег с недолетом.

На "Морском драконе" реакция экипажа была кардинально отличной.

– Не берет, - простонал злосчастный комендор, хотя его вины в том не было, - не взрываются...

Далее Максимушкин выразил свое просвещенное и полностью отрицательное мнение о сексуальных предпочтениях всего экипажа противника.

– Израсходовано десять гранат, не взорвались шесть, - скороговоркой доложил старший артиллерист.

Он еще не закончил фразу, как командир начал действовать, слегка дослав вперед сектора газа. Чуть громче зашумели движки. "Морской дракон" сильно прибавил в ходе, оставляя противника на левой раковине [11] . Второй залп француза лег также с недолетом (хотя и меньшим), но далеко за кормой. Артиллеристы противника явно недооценили скорость разведчика. И все же осколки на излете клацнули по обшивке. И не только по ней.

11

за кормой, но не по оси, а левей.

Зябков вдруг сказал почти спокойным голосом: "Ох ты...", схватился за грудь, осел на палубу и раза три дернул ногами.

Казачий хорунжий наклонился к моряку, внимательно глянул, выпрямился, снял шапку и осенил себя крестным знамением.

– Точно в сердце, и не дышит уже. Экая же нелегкая...

Окружающие дружно поснимали бескозырки и принялись креститься.

Лейтенант Мешков отреагировал по-своему, имея на то причины:

– Самсонов, Шумило, отнести Зябкова в лазарет к Марье Захаровне, живо!

Покойника подхватили и понесли. Уже спустившись по трапу, матрос первой статьи Шумило проворчал:

– Поп ему нужен, а не лекарь... Да омыть тело еще...

Убитого

положили на койку. Молодая лекарша шуганула пришельцев словами:

– Идите наверх, а у меня тут работа.

Те повиновались, тем более, что цепочку по подаче гранат надо было восстанавливать, но уже начав подниматься по трапу, Самсонов повернул белобрысую голову и замер.

Как раз в этот момент молодые женские руки извлекли длинный и острый даже с виду осколок из груди покойника, который от этого пару раз кашлянул.

– Да воскреснет бог...
– начал молитву потрясенный Самсонов, истово крестясь.

На этот раз обернулся старший в чине Шумило. Он стоял выше на трапе, и койки с пострадавшим с этой позиции не было видно.

– Чего стоишь? Аль ноги к трапу прикипели?

– Ожил унтер. Вот те крест!

Против ожиданий Самсонова, старший напарник отнесся к новости спокойно.

– Ну, значит, не убит. Двигай наверх, шевели плавниками.

Судя по качке, ветер усилился. Семаков отреагировал ожидаемо:

– Михаил Григорьевич, сейчас дам "Гладкую воду". После этого попробуй зафитилить ему под форштевень. Пять гранат. Может течь открыться.

Максимушкин с обновленной надеждой в глазах ухватился покрепче за рукоятки гранатомета. Цепочка матросов застыла в напряжении.

Стоявший первым в цепочке матрос первой статьи Плесов бросил короткий взгляд на уплотнившиеся клубы, валящие из трубы француза.

– Дым-ат погуще стал, - со знанием дела заявил он, - жару там поддают, не иначе.

– Да где им с нами тягаться, - с презрением откликнулся Кроев, - туда же: погналась жаба за конем...

Впрочем, боцман тут же вспомнил про служебные обязанности и чуть повысил тон:

– Разговоры у меня! Сей минут начнется.

Мешков продублировал команду артиллеристам. Комендор самую малость довернул ствол.

– Максимушкин, не выдай, - начарт по наивности думал, что прошептал эти слова, хотя на деле их услышала половина всей цепочки, включая самого адресата.

Пять гранат грохнули одна за одной. Последняя произвела наибольший эффект, взорвавшись практически под форштевнем. Так, во всяком случае, показалось наблюдателям, хотя на самом деле расстояние было не менее сажени.

Результат увидел весь экипаж "Морского дракона", за исключением трюмных. Нос пароходофрегата дернулся вверх. Остроглазый сигнальщик Мягонький потом божился, что французы не только на носу, но и на шканцах попадали от сотрясения.

– Больше не палить! Поднять сигнал: "Даю десять минут на спуск шлюпок, потом буду бить по корпусу".

Блеф вполне мог не пройти. Более того: вероятнее всего, он бы не прошел, но капитану Мерсье сильно не повезло. В момент последнего взрыва он, разумеется, держался за поручень, но с ног свалило матроса, поднимавшегося с донесением на шканцы. Падая, он боднул капитана головой в живот. Тот полетел на шкафут.