Поражение на западе. Разгром гитлеровских войск на Западном фронте

Шульман Милтон

Любой командующий должен знать как можно больше о своих войсках и войсках противника. Это важнейший закон военной науки. В вермахте преднамеренно проводилась политика предоставления командующему как можно меньше информации о немецких войсках, а добытые сведения о противнике редко бывали надежными и точными. Интересно рассмотреть обстоятельства, которые привели к такому положению дел.

Всего через несколько месяцев после начала войны произошло событие, повлекшее за собой серьезнейшие последствия для немецких командующих. Ночью 9 января 1940 года немецкий самолет, заблудившись в густом тумане, приземлился в Мешлен-сюр-Мез в Бельгии. Самолет направлялся в Кельн из штаба 4-й армии в Мюнстере. Один из его пассажиров – майор люфтваффе Рейнберг вез детальные планы вторжения

в Нидерланды. В этих документах раскрывалась роль немецких военно-воздушных сил и парашютистов в запланированном нападении. Когда самолет приземлился, Рейнберг, забежав за изгородь, попытался сжечь документы, но бельгийский солдат успел их выхватить. Впоследствии на допросе в бельгийском штабе Рейнберг снова попытался уничтожить документы, схватив их со стола начальника штаба и бросив в печку. Однако нашелся еще один проворный бельгиец. Он сунул руку в раскаленную печь и достал почти не поврежденные бумаги. Из обгоревших документов удалось воссоздать довольно полную картину немецкого вторжения в Нидерланды.

После этого случая пришлось произвести крупномасштабные изменения планов вторжения. Однако гораздо более важным последствием стал приказ из Берлина, в котором предписывалось ни при каких обстоятельствах не информировать командующих о планах операций, не касающихся их непосредственно.

Во время войны этот приказ становился более детальным. Командир дивизии знал лишь то, что касалось его дивизии. О том, что намечается на флангах его дивизии, его информировали лишь в том случае, если предстояли совместные действия. Это ограничение сохранялось по всей вертикали: от дивизии до корпуса, от армии до группы армий и даже до главнокомандующих разными фронтами. Поэтому фельдмаршал Кессельринг в Италии ничего не знал о резервах фельдмаршала фон Рундштедта во Франции, событиях в СССР или численности войск, оставшихся в Германии.

Офицеры не только не знали, что происходит в других секторах, но и не пытались узнать. Ужасающее отсутствие информации у старших офицеров о том, что не касалось их лично, иногда кажется просто невероятным. Никто не был осведомлен о том, что делают остальные; приказы выполнялись при минимуме тактической информации, необходимой для непосредственного задания. В Нормандии целые дивизии быстро продвигались вперед, не зная, что слева от них фронт прорван и им грозит окружение. Самолеты люфтваффе вылетали на задания, не известив войска, над которыми пролетали, и сухопутные части тратили время и боеприпасы, пытаясь сбить собственные самолеты. Офицеры были ошеломлены, обнаружив, что хваленый «Атлантический вал» построен из «туалетной бумаги», а в Париже нет резервов. Генерал-полковник Штудент, командующий группой армий «X», находившейся на фланге арденнского наступления, узнал о наступлении всего лишь за восемь дней до его начала, а командиры дивизий услышали о нем из передачи по немецкому радио.

Сравните эти методы с методами союзников: фельдмаршал Монтгомери поставил в известность о своих намерениях всех подчиненных за двадцать четыре часа до битвы при Эль-Аламейне. Или попытайтесь представить следующую ситуацию: генералу Брэдли, командующему 12-й группой армий во Франции, сообщили бы о том, что Монтгомери собирается выбросить парашютные десанты в Неймегене и Арнеме, лишь за несколько дней до операции! Непрерывный скоростной поток информации о текущих и планируемых операциях, которой обменивались командующие, был кровеносной системой союзнических войск в Северо-Западной Европе. Даже офицеры относительно невысокого ранга всегда были в курсе стратегического положения в основных чертах. Тем сложнее нам понять ограничение информации о собственных войсках в немецких армиях.

Из этой ситуации следовали два результата. Первый: несмотря на самый высокий ранг, ни один фронтовой офицер не мог получить доступ к Гитлеру и высказать свое мнение о неосуществимости запланированной операции из-за недостатка резервов. Никто, кроме маленькой группы приближенных к Гитлеру советников, не видел истинной общей картины, и ни один офицер не мог представить убедительные доводы против будущей операции, поскольку не

имел необходимых фактов или статистических сведений в поддержку своей точки зрения.

Второй результат этой официальной политики всеобщего неведения: не имея никаких источников информации, все офицеры обращались за новостями к доктору Геббельсу. Они доверчиво выслушивали его заверения в том, что немецкая армия сильна и непобедима, союзники несут катастрофические потери и создается мощное секретное оружие. Генерал Альфред Шлемм, командующий 1-й парашютно-десантной армией, признает, что с негодованием услышал о заговоре 20 июля. Что подвигло их на предательство, думал Шлемм, когда в Италии ситуация стабилизировалась, в Нормандии союзники обескровлены, на востоке удается сдерживать Советскую армию и резервы на подходе?

«Теперь я сознаю, насколько не представлял истинное положение, – говорит сегодня Шлемм. – Я вижу теперь, что все заверения Геббельса были ложью и к июлю 1944 года война была практически проиграна. Один Гитлер знал это и скрывал от нас. Если бы тогда я знал то, что знаю сейчас, я всем сердцем сочувствовал бы заговорщикам» [2] .

Немецких командующих не только держали в неведении относительно происходящего по их сторону фронта, но и вводили в прискорбное заблуждение относительно противника. Это происходило скорее из-за свойственных вермахту изъянов в подготовке личного состава и методах, чем из-за его структуры. В сочетании с ограниченной оперативной информацией эти изъяны привели к появлению очень плохо информированной группы генералов, участвовавших в глобальной войне. Одним из самых потрясающих послевоенных открытий был тот факт, что немецкая военная разведка была на удивление неточной и неэффективной.

2

Допрос генерала Шлемма, октябрь 1945 г.

Всемогущество «пятой колонны» и ловкость немецких агентов многие годы были любимыми темами приключенческих романов и кинобоевиков. До и во время войны тень всесильной супершпионской организации, объединявшей гестапо, абвер, службу безопасности и внешнюю разведку, наводила ужас на весь мир. Но их возможности очень сильно переоценивали. Если главной задачей тысяч агентов, завербованных нацистами, был сбор информации, которой военные лидеры могли бы воспользоваться при ведении войны, они эту задачу не выполнили. Вряд ли когда-либо разведка так плохо служила армии, как немецкая разведка вермахту в период Второй мировой войны.

Самым большим провалом немецкой разведки считается тот факт, что два ее высших офицера – адмирал Вильгельм Канарис и генерал-майор Ганс Остер – были активными членами немецкого сопротивления. Хотя эти двое в течение многих лет действительно руководили заговором против Гитлера, не существует доказательств того, что они не выполняли своих функциональных обязанностей или срывали военные операции ложной информацией о планах и действиях союзников. Вместе с руководимыми ими службами они энергично и неустанно снабжали высшее немецкое командование детальными оценками вражеских замыслов. Потрясающая безуспешность их деятельности объясняется скорее неумением, чем предательством.

Перечень грубых ошибок разведки почти так же длинен, как перечень плохих военных решений. Даже победы Германия одерживала вопреки военной разведке, а не благодаря ей. Почти у всех немецких генералов было одно общее качество – потрясающее незнание боевой мощи и планов врага в разных военных кампаниях. Едва ли можно назвать хоть одно важное сражение, на исход которого не повлияли бы ложные разведданные. Чехи собираются драться за Судетскую область; французы за линией Мажино слишком сильны; Дюнкерк не подорвал боевую мощь англичан; Красная армия не в силах противостоять современным бронетанковым армиям и слишком слаба для организации контрнаступления; англо-американское вторжение на континент должно начаться в Па-де-Кале, а не в Нормандии. Это лишь некоторые из ложных выводов разведывательной службы, перед которой трепетал весь мир.