Порочные занятия
Шрифт:
— Я не защищаю, — отрезаю я. — Но в этой ситуации есть нечто большее, чем то, что говорит твой дядя.
— Тогда продолжай, — он скрещивает руки на груди.
Стук в голове усиливается, кажется, что череп вот-вот взорвется.
— Мне нужно пространство и тишина.
Он делает долгий выдох.
— Прости, Феникс, — он тянется через заднее сиденье и берет меня за руку. — Тебе тоже было тяжело.
— Ага, — убираю руку и запускаю пальцы в волосы.
Возможно, Вир смотрит на эту ситуацию сквозь
Горло пересохло, и я кладу руку на основание шеи. Почему он не отрицал этого, когда Один обвинил его в том, что он сын Криуса Ванира? Он только сказал, что человек в тюрьме не его брат.
Я прикусываю нижнюю губу. Профессор Сегал ведь не мог быть связан с этим монстром?
Воспоминания просачиваются сквозь сознание. Воспоминания о напряженных словах, которыми он поделился о своих родителях. Его отец был злейшим ублюдком, а мать — жертвой? Похоже, кто-то преуменьшает злобность Криуса Ванира.
Дверь открывается, и сердце подпрыгивает к горлу. Один залезает и садится на сиденье напротив.
Я не знаю, как описать его присутствие — удушающее, всепоглощающее или магнетическое, но оно засасывает весь воздух в машине, отчего я дышу с трудом.
Он пристально смотрит мне в глаза, и я задаюсь вопросом, не вхожу ли я в список подозреваемых в организации похищения Вира.
— Что вы сделали с профессором Сегалом? — выпаливаю я.
Его взгляд становится жестче, и мои внутренности превращаются в камень.
У Одина самое неприятное лицо в мире. Оно достаточно красиво для мужчины его возраста, но от него постоянно исходит неприятная энергетика. Глубоко посаженные глаза, длинный, тонкий, морщинистый нос, жестокие, опущенные вниз губы и острые скулы.
Если бы это была видеоигра, он был бы главным боссом.
Что в значительной степени подытоживает его положение в британском преступном мире.
— Хедвига Гофаннон, — говорит он с легким акцентом. — У вас с моим племянником был добрачный секс.
Я поворачиваюсь к Виру, открываю рот, но он энергично качает головой.
— Значит, слухи верны, — говорит он.
— Это не так, — выпаливаю я. — Кто вам сказал…
— Тихо.
Моя челюсть щелкает.
— Вир, после выпуска ты женишься на мисс Гофаннон.
— Что?
На этот раз, когда Один смотрит на меня, желудок непроизвольно скручивается.
Нет преступника более могущественного, чем человек, сидящий здесь с нами, но папа всю жизнь меня к этому подталкивал. Я сыта по горло его женоненавистническими разглагольствованиями и не собираюсь взваливать на свои плечи еще более жуткого тирана.
— Если у тебя есть какие-то возражения против брака, ты должна была подумать о них, прежде чем соблазнять моего племянника.
Пока машина едет по дороге, я качаю головой из стороны в сторону. Моя тревога за судьбу профессора Сегала смешивается с собственной надвигающейся гибелью. Я не хочу, чтобы Один был моим родственником и, что более важно, я не хочу, чтобы Вир был моим мужем.
Я поворачиваюсь к Виру, который смотрит в окно так, словно не может вынести присутствие своего дяди.
— Скажи что-нибудь, — шиплю я.
Он опускает голову.
— Лучше не спорить.
— Правильно, — говорит Один.
— Что ж, я отказываюсь. — поворачиваюсь к старшему и хмурюсь.
— У тебя нет выбора.
Одину не нужно повышать голос, как папе. Он полная противоположность. Папа — провод под напряжением, плюющийся искрами, Один — вода. Глубокий, опасный поток, настолько чистый, что можно увидеть русло, но как только войдешь внутрь, поток унесет вашу жизнь.
Это не тот человек, которому стоит перечить, но я надеюсь, что он достаточно уравновешен, чтобы понять причину.
— Вир, — я бью его ногой. — Что случилось с парнем, который хотел стать музыкантом? Ты понимаешь, что говорит твой дядя?
Он склоняет голову, скрываясь под щитом светлых волос.
— Вир, — шепчу я.
— Мой племянник размышляет о том, как его глупое поведение могло привести к вашей гибели сегодня, — говорит Один. — Теперь он понимает важность послушания.
Еще одно различие между Одином и папой заключается в том, что Один хоть и по-своему извращенно, но заботится о племяннике. А это значит, что он, вероятно, не вытащит пистолет, если Вир неожиданно покажет яйца.
— А как насчет твоей карьеры в музыке? — говорю я Виру.
Его плечи поднимаются к ушам.
Мой взгляд устремляется к Одину, который откидывается на спинку сиденья, как злобный бог, готовый нанести удар.
К черту Бестлэссонов.
Если они не будут слушать мои отказы, то я сбегу.
Тишина, заполняющая заднюю часть фургона, настолько тяжела, что давит на плечи и на шею. Тяжесть в груди заставляет откинуться на спинку кресла. Проходит несколько минут, может быть, даже час.
Мои мысли переносятся к профессору Сегалу. Единственный способ, которым он мог выследить нас во всех этих извилистых поворотах, это если он был на связи с водителем. Но почему он вдруг решил изменить план?
Звонит телефон. Один лезет в нагрудный карман и достает устройство.
— Тор, — говорит он.
— Мы на месте встречи похитителей и нашли мать профессора, — его голос звучит жестко, но все же слышно.
Я наклоняюсь вперед, мои глаза расширяются, но взгляд Одина останавливается на мне, заставляя съежиться.