Порох из драконьих костей
Шрифт:
Он говорил всё неразборчивее и понимал это, и начинал злиться.
— …жгалку! — Протянул он руку. — Д’й з’жгалку! Н-н-ну!.. Мне йщё р’боту для Гыппеля з’канч’вать, н-н-ну!..
Это было бы проще и разумнее всего: швырнуть ему чёртову зажигалку и уйти. Просто развернуться и уйти, пусть бы догнал. Пусть бы погонялся за ней по всему кладбищу, ага, до первого столба или креста.
Марта так и сделала бы — не выдави он из себя эти последние слова.
Вот ведь как получалось: отца, с которым дружили с детства, добрый дядюшка Гиппель к себе взять не
— Н-н-ну, чё ждёшь?!. — Глаза у господина Трюцшлера налились красным, он уже не говорил — мычал, брызгая на Марту слюной. — Н-н-ну!..
Марта почувствовала, как из сердца хлынула вдруг горячая волна, сразу во все стороны: в руки, в ноги, в голову, — словно прорвало вулкан. Это была злость, спокойная такая, добела раскалённая злость. Вспыхнула и растеклась, будто жидкий металл, когда его льют в форму.
— Чтоб ты сдох, — тихо сказала Марта.
— Ш… шта?!
— Чтоб. Ты. Сдох. — Она посмотрела на него, представляя, как вся эта лава, весь металл сейчас выплёскиваются прямо на господина Трюцшлера: огонька тебе? — на, прикури!..
Он, наверное, что-то такое прочитал в её взгляде, а может, просто не удержался на ногах — отшатнулся, взмахнул руками.
Марта, не оборачиваясь, прошла мимо. Он неразборчиво хрипел ей в спину — не ждал, точно не ждал такого ответа!..
Она обратила внимание, что уже смеркается, и ускорила шаг, сумка била по голени, Марта на ходу забросила её на плечо — но звук: глухие, судорожные удары — не пропал.
Тогда она обернулась.
На дорожке никого не было, а вот рядом, прямо на свежей груде земли, валялся раскоряченный силуэт. Всхрапывал, колотил пятками, вжимался в почву плечами.
Не прикидывался, это Марта сразу поняла.
Вот тут она действительно растерялась. Вдруг вся злость выветрилась, и Марте стало страшно. Оказалось, это не так уж просто: стоять и смотреть, как кто-то умирает.
Марта заставила себя шагнуть обратно, но что она могла? Вообще-то, на уроках им рассказывали не только про пестикам-тычинкам, про оказание первой помощи тоже, — и толку? При одной мысли об искуственном дыхании господину Трюцшлеру Марту едва не вывернуло наизнанку.
Потом она сообразила: раз играет радио, значит, кто-то ещё на кладбище есть. Ну да — не оставили бы этого алкаша одного рядом с новенькими крышками от гробов, он же их загонит кому-нибудь в два счёта, только отвернись… Она заоглядывалась: куда бежать?! — не успела.
От дальних склепов уже шла высокая фигура, сперва неторопливо, затем — услышав хрипы, — побежала.
— Что с ним? Ты видела, как это случилось?
Марта покачала головой. Её трясло, она обхватила себя руками.
— Вы?.. Откуда?..
Господин Виктор Вегнер, обожемойчик с кошачьим взглядом, отмахнулся:
— Потом. Так что с ним?
— Я не хотела, — прошептала Марта. — Я не думала…
Господин Вегнер её уже не слушал: упал на колени рядом с хрипящим Трюцшлером, выхватил нож. Щёлкнув лезвием, распорол ворот застёгнутой спецовки, рубаху. Скомандовал:
— Берись за ноги,
Марта с облегчением кинулась помогать. Трюцшлер по-прежнему извивался, но тише; собственно, подумала Марта, это и не Трюцшлер уже, а само тело. Мышцы сокращаются, как у лягушки распоротой.
— Ложку дай или что-нибудь…
Вегнер понял: от Марты сейчас ничего не добьёшься. Скривившись, выдернул из кармана платок, накинул на пальцы.
— Держи его под мышки, чтобы… ч-ч-чёрт!.. просто держи. — Он сунул колено под грудь Трюцшлеру. Одной рукой придерживал голову, закрыл и вставил нож, чтобы не захлопнулась челюсть, обмотанные пальцы другой вбил поглубже в глотку, нажал, бормоча: — Давай, давай, давай!..
Трюцшлер задёргался сильнее, заклокотал. Потом тело его как будто прошило током, он изогнулся, едва не упёрся челюстью в собственный кадык — и щедро излил на господина Вегнера всё, чем был богат.
— Есть вода? Или компот какой-нибудь, всё равно.
Марта протянула пластиковую бутылочку с соком, но там осталось на самом донышке. Вряд ли хватит вымыть руки, тем более — смыть всё, чем забрызгало Вегнера.
— Да не мне! Ему, выпить. Если… будет… в состоянии. — Он с отвращением спихнул с себя притихшего Трюцшлера, приложил пальцы к шее. — Пульс есть.
— В заднем кармане фляжка, только там спирт, кажется.
— Вызывай скорую. Больше мы ничем не поможем. — Он поднялся, кое-как отряхнулся, хотя, конечно, это было как мёртвому припарки. — Можешь вытащить фляжку? И мой мобильный, там, в боковом кармане. Осторожней только, сама не заляпайся.
Марта уже звонила в скорую. Сейчас ей казалось очень важным делать всё, что говорит господин Вегнер. Аккуратно, старательно, не отвлекаясь. На мысли не отвлекаясь. Её ещё потряхивало, но легче — отпускало уже.
Скорую, конечно, ожидать с минуты на минуту не стоило, но и Трюцшлер выглядел получше. Собственно, счастливым и довольным он выглядел: лежал, скрючившись, руку просунул под щёку и похрапывал. Расскажи кто Марте, что такое возможно, — в жизни бы не поверила.
— Переизбыток дозы. — Вегнер свинтил крышечку, понюхал, раздувая изящные ноздри. — Ого! А это уже интересно. И многое объясняет, кстати. Он пил из неё?
— Только при мне раза два или три. Обстоятельно так, от души.
— Совсем мозгов нет у людей. Да, мобильный в левом, спасибо.
Она сунула руку в узкий карман, не к месту подумала: ох, Ника бы вся изревновалась, если б узнала.
Одет был господин Вегнер странно: в подранные джинсы и старую фланелевую рубаху, на ногах — видавшие виды кроссы. Джинсы и рубаха ещё и в пятнах от краски, что ли; сейчас толком было не рассмотреть из-за других, более свежих и пахучих пятен.
— Держите.
— Да нет, положи пока к себе, чтобы я не угробил его. Дождёмся скорой, я переоденусь — тогда отдашь. — Он заметил её удивлённый взгляд и пояснил: — Я узнал, что старые склепы собираются переоборудовать, и напросился к господину Гиппелю полазить перед тем, как… ну, потом туда будет не сунуться.