Порок
Шрифт:
– Ты в норме? – важно спросил Юрий, еще бы – он только что спас своего начальника от акта насилия.
– Да, все хорошо, сзади тебя еще один мент, – ответил Евгений и кивнул Юрию, словно давая санкцию на уничтожение второго гаишника.
Юрий обернулся, второй гаишник протянул руку к кобуре, но только успел расстегнуть ее и ругнуться:
– Вы, суки, совсем по беспределу пошли, на кого руку подняли… – через мгновение он уже лежал на земле, а Юрий почесывал вторую руку.
– Ты хорошо бьешь с обеих рук! – восхитился Евгений и подошел к лежащему майору, тот что-то бормотал. Евгений поднял его
– Замни конфликт и спроси, что случилось на перекрестке, – крикнул Юрию Евгений.
– Что? Не понял?
– Они знают, – и скрылся за воротами.
Переступив со второй попытки порог изолятора, Евгений удостоверился, что его подозрения были не напрасными: во дворе изолятора уже дежурила машина скорой помощи. «Вот дурак, знал ведь!» – сокрушался Евгений. Он забежал в здание, навстречу выкатили Глыбу.
Евгений бросился к каталке и, завидев страдальческое лицо незнакомца, почувствовал облегчение. Но сердце вновь забилось усиленно, когда он узрел, как конвоир сопровождал в комнату допроса Воинова.
«Значит не его, а он?» – подумал Евгений и, мотая головой, проронил:
– Мне еще этого не хватало…
Глыбу спасли, но со дня той трагедии его невозможно было назвать полноценным мужчиной. Что сделал Воинов, причем хладнокровно, случается на практике очень редко. Это дало дополнительный повод для скорейшего определения его психического состояния. Хотя, учитывая силу сжатия челюстей человека, аналогичное может проделать любой желающий – это то же самое, что откусить толстый кусок сырого мяса с большим количеством жил. Средняя сила сжатия челюстей у людей колеблется от пятнадцати до ста килограмм. Главная опасность в таких случаях – не потеря полового члена, а потеря крови.
Воинов все отрицал, утверждал, что ничего не делал, ничего не видел и никто к нему с актом мужеложства не приставал. Следователи, – а расследование поручили группе Евгения, – смогли воссоздать картину произошедшего вплоть до мелочей, помог им в этом Палыч, который отказался что-либо подписывать и все рассказал в устной форме. Обоснование тому, что он человек сидевший, законы неписаные уважает и писать доносов не станет. Палыч, как человек осторожный, опытный, повидавший многое, был единственным, кто разглядел в Воинове сочетание покорности и одновременно решительной жестокости.
«Спящий дьявол, которого не стоит беспокоить», – говорил он следователям. У Юрия и Оскара опасения Палыча вызывали только насмешку. Евгений, напротив, не выражал сарказма, до него уже давно дошло, что перед ним хладнокровный и расчетливый убийца. Иногда он задумывался: «Так почему Воинов все же сдался?» И этот вопрос он будет задавать для себя тем чаще, чем ближе будет узнавать Воинова. Поэтому он повторно попросил Марию, чтобы она до психиатрической экспертизы успела еще раз допросить Воинова в изоляторе. Впервые в практике Евгений отнесся к работе криминалиста-психолога серьезно.
Вор в законе Никола Демский не давал показаний, как и Воинов, но злобу затаил. На последнем допросе он обронил Евгению многозначительную фразу: «Слышь, начальник, земля
Да, Воинову грозила новая опасность, его пока не торопились переводить в психлечебницу из-за разбирательства по новому делу. Евгений был справедливым следователем и даже убийце трех женщин он желал законного возмездия. Да и с годами ненависть к преступникам притупляется, так как в отношении законник – преступник изначально нет ничего личного.
Дело по нанесению увечий Глыбе закрыли, этому немало поспособствовал родственник Куташева Марата – всесильный прокурор. Самому Марату пришлось уйти из органов, его пристроили в коммерческий банк на должность юриста. Но его выходка имела далеко идущие последствия не только для него одного.
Глава пятая
Александр Федорович приехал к главному прокурору региона. Предвидя непростой разговор с коллегой, он не желал встречаться с ним на его территории, в здании прокуратуры. Была и другая причина: полтора года назад Александр Федорович был его подчиненным и имел статус первого заместителя прокурора.
Но как только у надзорного ведомства, по решению федеральных властей, решили изъять следственные функции, Житомирский вместе с созданным Следственным комитетом ушел в свободное плавание. И сейчас он имел равный статус с недавним своим непосредственным руководителем, что вызывало у последнего немалый дискомфорт, когда противоречия между двумя ведомствами выливались в нешуточные дебаты на совещаниях с участием всех правоохранительных структур. Прокурор, как и его подчиненные, очень ревностно относился к новым функциям Следственного комитета и по инерции продолжал считать следователей своими подчиненными. Да и форма у обеих структур осталась одинаковой – синего цвета, и звания имели одинаковые ранги.
Но прокурор умел уговаривать, намекнув по телефону Житомирскому, что есть интересные факты деятельности Романова, которые ему будет удобно изложить только в собственном кабинете.
Александр Федорович сидел в автомобиле перед крыльцом прокуратуры, его взгляд устремился на высотное здание – один из символов прихода в город рыночной экономики. Это был небоскреб из зеркального стекла с расположенными внутри офисами банков и инвестиционных компаний, отражавший зависть конкурентов, которым респектабельный офис в центре города был далеко не по карману. Седую голову Александра Федоровича особо не интересовали рыночные перипетии, его волновали две противоположные личности – подследственный Воинов и подчиненный Романов; и если по первому было все ясно, то в отношении второго он строил только догадки.
В душе свербело, а предчувствие никогда не подводило его. Сегодня он приехал на служебном автомобиле без водителя. Иногда в сухую погоду он лично садился за руль.
Вождение действовало успокаивающе, переключало на отвлеченные темы, но сегодня терапия не помогла.
– Здравствуй, Александр Федорович, – поприветствовал его прокурор за рабочим столом, не поднимаясь с кресла.
Житомирского не смутило холодное приветствие коллеги, он был готов к этому.
– Здравствуйте, Радислав Генрович, – Житомирский опустился на стул.