Порок
Шрифт:
Прокурор обладал внушительным видом. Это был крепкий, коренастый мужчина со светлыми волосами, аккуратно зачесанными назад. Черты лица четкие, при гневе трансформирующиеся в хищный образ коршуна. В отличие от Александра Федоровича, прокурор имел чересчур импозантный вид, вот почему четыре года назад на должность прокурора был назначен не Житомирский, а презентабельный Радислав Генрович.
Оба обладали одинаковым багажом знаний и опыта и начинали путь в правоохранительной системе с работы следователей в районных отделах прокуратуры. То, что выбрали коллегу, а не его, не могло
Но, как только Житомирский стал главой регионального управления Следственного комитета, прокурор не находил себе места, когда его бывший подчиненный игнорировал или опротестовывал решения надзорного ведомства. И наезды в виде словесных упреков за упущения в работе следователей носили постоянный характер. Но о личностном неприятии речи не шло.
– Как дела? – спросил прокурор.
– Радислав, давай сразу к делу, – в отсутствии свидетелей они всегда общались на «ты».
– Хорошо, пойдем в комнату отдыха, кое-что покажу.
Небольшая комната отдыха больше походила на спальню. Там стояла широкая кровать, где при желании можно было уместиться вдвоем, напротив нее тумба с телевизором и приставкой DVD и два небольших кресла. На них и разместились служители закона. Прокурор включил запись. На ней был запечатлен инцидент Евгения с гаишниками.
Как только видео закончилось, Житомирский раздраженно отреагировал, что зачинщики драки – гаишники, а со стороны его ребят – самооборона. Прокурор согласился, но все же отметил, что должен произвести проверку и дать юридическую оценку конфликту. Житомирский, как старый лис, предчувствовал, что это еще не все, о чем коллега хотел оповестить его.
Радислав Генрович не спешил и предложил пропустить по рюмке коньяка, для этого они вернулись обратно в кабинет. Житомирский предупредил, что он за рулем и попросил налить ему только «капельку». Когда прокурор разливал по рюмкам коньяк, его движения сочетали вальяжность и скрытую утонченность: дорогой напиток, золотые запонки, обручальное кольцо с бриллиантом – женат он был уже в третий раз, на женщине в два раз моложе его. Одним словом, своими манерами держаться он умышленно подчеркивал свое превосходство над Александром Федоровичем, которого он всегда считал неотесанным крестьянским мужиком.
Налив по «капельке» дорогого французского напитка, – не меньше пятидесяти грамм, – и пригубив, прокурор сел на свое рабочее место и продолжил начатый разговор. Рассказал предысторию конфликта, как на проспекте Октября Евгений несколько раз нарушил ПДД, и вот почему разъяренные гаишники так осерчали на Евгения, что приложились к нему физической силой. Житомирский молчал, но, когда прокурор закончил, он решился напомнить коллеге, куда торопился Евгений. Он предполагал реакцию прокурора, но удержаться не мог:
– Если бы не твой племянник Марат, то конфликта, который столь сильно заинтересовал тебя, вовсе не случилось бы.
– Да! Заметь, ты перешел на личное! – отметил прокурор. – Мой племянник за все
– Сполна! – Александр Федорович уже не скрывал раздраженности.
– Ладно, я знаю, что он оболтус, никчемный… но такой у меня родственник! Если бы ты был на моем месте, ты поступил бы так же. Или я не прав? А?
– Ладно, ты же меня не за этим приглашал. Говори, что надо.
– Вот то-то и оно, узнаю старого безотказного Федорыча! – воскликнул прокурор.
Прокурора интересовала личность Воинова. Без наводящих вопросов и околотемных бесед он попросил Житомирского, чтобы тот позаботился о Воинове и отправил его не в психиатрическую больницу, а в изолятор на Толстого. До Житомирского тут же дошло, что за просьбой стоит какая-то услуга.
– Это зачем тебе он понадобился? – поинтересовался Александр Федорович.
– Так надо, не для меня. Буду с тобой честен, сам понимаешь – для кого. Это личная моя просьба, – эту фразу прокурор произнес патетически и повелительно.
Житомирский задумчиво молчал, он осознавал, что Воинов, если попадет хотя бы на одну ночь в изолятор на Толстого, живым оттуда не выйдет. А это преступление. Житомирский тянул с ответом, поэтому Радислав Генрович с надвигающимся на лицо взглядом коршуна напомнил бывшему заместителю, что именно он, старый товарищ по службе, рекомендовал его на должность главы регионального управления СК.
– Нет, я не забыл! Всегда помнить буду! – не скрывая раздражительности, ответил Александр Федорович. – Получается, в обмен на отказ от показаний против Марата, ты пообещал блатным выдать им Воинова?
Прокурор осторожно кивнул.
Житомирский все прикидывал и не терял надежды, что ему удастся остановить незаконный умысел прокурора. Хотя сделать это было невозможно. Он не понаслышке знал о несгибаемой решительности и воле своего бывшего шефа. Этими качествами прокурора он восхищался, наверное, в силу недоразвитости тех же свойств у него самого.
– Это надо сделать, – тихим голосом наседал прокурор.
Со стороны могло показаться, что прокурор сдался от неуступчивости оппонента. Но Житомирский знал его чересчур хорошо, праздновать победу было преждевременно. Тихий голос прокурора означал одно: у Александра Федоровича нет выбора. Да, он мог отказать, но в одночасье превратился бы в личного врага влиятельного надзирателя над всеми силовыми ведомствами республики. Такая перспектива со временем могла стоить карьеры, чего пока так не желал Житомирский, хотя и пенсионный возраст был на подходе. Но преждевременный уход на пенсию в любом случае не стоил жизни одного насильника. Он согласился:
– Ладно, умеешь убеждать, – выговорил после недолгой паузы Александр Федорович. – Но тогда – никакой проверки в отношении моих орлов.
– Ну, давай выпьем! Насильника ждет законное наказание, хотя это и не суд Божий, – Радислав Генрович налил себе еще рюмку и поднес ко рту:
– Сегодня вечером придет автозак к изолятору, в него и погрузишь… – выпив, он немного скорчил лицо и спросил: – Чего не пьешь?
В ответ Александр Федорович лишь помотал головой. Руль тут был не при чем – коньяк не шел в горло.