Пороки и их поклонники
Шрифт:
Может, любовь какая посторонняя случилась? Ну и что – любовь! Любовь любовью, а Владимир Петрович такая прелесть – и умница, и не пьет особенно, и денежки зарабатывает. Ну, нетерпеливый, конечно, бывает, разорется не по делу, собаку свою облизывает, как будто это не собака, а младенец, спина у него болит, он морщится, охает, как старик, и ходит прямо – палка палкой.
А может, не у нее, а у него любовь случилась, и он жену бросил?
Дверь отворилась, на пороге показался парнишка, а за ним Владимир Петрович –
Хотя парень не был маленьким, все равно казалось, что Гулливер ведет лилипута за шиворот.
– На, – сказал ей Архипов, – получай. И прямиком в компьютерный отдел.
Катя ничего не ответила – чтобы он прочувствовал как следует всю глубину недавнего хамства.
– Извини меня, – пробормотал Архипов жалобно, – я не хотел. Просто она мне очень нужна, эта Тюрина.
– Это моя сестра, – сообщил Макс хвастливо, и Катя вытаращила глаза.
Очевидно, дело зашло даже дальше, чем она предполагала.
– Кать, если она еще раз позвонит, сразу соединяй. Или дай ей мобильный, если меня не будет.
– Хорошо, – холодно согласилась секретарша.
Прощать сразу тоже не следует. Непрощенный начальник еще помаялся на пороге, а потом канул в свой кабинет.
Макс посмотрел на Катю, а она на него.
Он – с застенчивым любопытством. Она – тоже с любопытством, но беззастенчивым.
Он думал – жаль, что Манька не такая!
Она думала – жаль, что до компьютерного отдела так близко, все разузнать не успею!
Телефон ей удалось утащить рано утром.
Ее охранники бдили не слишком усердно – куда она могла деться из запертой на все замки квартиры на десятом этаже, да еще без штанов, в рубахе и трусиках!
Всю ночь она ходила мимо них – как будто в туалет. Однажды она читала в романе, что так нужно отвлекать внимание. Десять раз достаешь из кармана то спички, то сигареты, а в одиннадцатый раз – пистолет. У нее не было в кармане пистолета. Только два билета на поезд.
Она, дурочка, надеялась, что ей удастся спастись и спасти мальчика! Разве от них спасешься? Даже тетя не спаслась, а она была намного сильнее.
Каждый раз, когда Маша проходила, охранники разражались первобытным весельем. Им нравилось, что она так их боится – вон в сортир каждые полчаса бегает!
– Смотри, не добежишь! – кричал один, самый веселый. – Весь пол нам изгадишь!
Она стояла в туалете, за хлипкой дээспешной дверцей, гадко захватанной руками, и прислушивалась – так, что в ушах звенело.
Они смотрели телевизор – футбол, разумеется, а потом весельчак подходил к дверце и колотил в нее. Дверца сотрясалась и стонала.
– Эй, чего там у тебя?! – кричал он радостно. – Запор, может? Подмогнуть, может?!
От страха и унижения мутилось в голове – она знала,
Она открывала дверцу, и весельчак жирными пальцами хватал ее за грудь, больно.
– Отпустите, – просила Маша и вырывалась, а он все не пускал, лез под рубаху и там тоже щупал, отвратительно, мерзко.
Она начинала плакать, молча, стиснув зубы, и весельчак налегал на нее еще сильнее.
Ей казалось, что от него воняет, хотя вовсе не была брезгливой, медсестра пятнадцатой горбольницы, первой хирургии!
Она знала, что они не станут ее насиловать – это не входило в их планы, по крайней мере, пока, – но все равно до смерти боялась жирных пальцев и унижения, которое било в виски, застилало глаза.
Она могла бы сидеть в своей комнате – на полу лежал матрас, грязный, в коричневых пятнах и буграх свалявшейся ваты, но нужно “приучить” их к тому, что она все время ходит мимо.
Она вырывалась и лягалась и однажды лягнула его довольно сильно, потому что он вдруг озверел и ударил ее – не по лицу, по шее, так что она грохнулась на колени и некоторое время стояла на четвереньках, тяжело и натужно дыша.
– Тихо там! – крикнул второй из комнаты. – Не слышно ни хрена! Отстань от нее, Витек, сдалась она тебе!
– Лягается, зараза, – пожаловался Витек над ее головой.
В глазах плыла зелень, которая постепенно сменялась коричневым рвотным цветом, и в конце концов она поняла, что стоит, почти уткнувшись носом в пол. Тут жизнерадостный Витек оценил наконец исключительную комичность ее позы и резво пнул ее в зад, так что она клюнула носом заплеванный пол.
– Вот ведь сука, – ласково произнес он, – лягается!
Он не позволил ей подняться, заставил на четвереньках доползти до комнаты с бугристым матрасом. Время от времени он пинал ее, всегда неожиданно, локти подламывались, и она опять утыкалась носом в коричневый пол.
. “Ничего, – уговаривала она себя, – ничего, потерпи. Ты, самое главное, потерпи пока”.
Телефон лежал в кухне на столе – громоздкая черная трубка, она давно его приметила. Все ее маневры с туалетом были затеяны ради этой самой трубки. Если удастся утащить трубку, она позвонит Архипову. Скорее всего после этого звонка они ее убьют, но она должна позвонить.
Она должна позвонить и предупредить, иначе он тоже попадет в ловушку, и тогда не останется никакой надежды. Тогда уж точно никто не поможет.
Будь они прокляты, подонки, убийцы!
Они убили тетю – единственного человека, которого Маша любила! – и ее тоже убьют, но на это почти наплевать.
Она заползла на матрас и легла, подтянув к подбородку колени. Правое оказалось сильно разбитым, на нем выступили мелкие красные капли – много. Левое – измазано, болело, но крови не было.