Порожденная иллюзией
Шрифт:
Какое-то мгновение он изучает меня, а затем склоняет голову и касается моей руки формальным поцелуем.
– Что ж, отлично сработано, мисс Ван Хаусен, – говорит низким голосом. – Действительно впечатляет. Вы выдержали это испытание с честью.
Его слова настолько поражают меня, что я молчу всю обратную дорогу к сцене, пока зрители бурно аплодируют. Испытание? «А мама знала об этом испытании?» – думаю, присоединяясь к ней на сцене. И в чем это испытание вообще заключалось?
Я безучастно приседаю
Я выношу ей корзину с записками из зала и снова сливаюсь со стенкой, пока мама отвечает на заранее отмеченные вопросы. Потом приглушается свет, и она вызывает зрителей и якобы читает их мысли. Все эти люди тоже выбраны еще до выступления. Один из служащих пообщался с ними, как только они пришли в театр, а потом передал информацию моей матери. Жак тоже внес свой вклад. Он ведь знает всех и вся в нью-йоркском обществе и рассылал индивидуальные приглашения на премьеру. А потом, как только видел среди толпы знакомое лицо, тут же скармливал нам пикантные сплетни об этом человеке – и вот теперь они стали частью шоу.
Я прячу улыбку, когда неподражаемая мадам Ван Хаусен делится новыми откровениями с дородной дамой в тюрбане, сверкающем стразами при каждом движении. Публика задыхается от потрясения и восхищения способностями моей матери.
Вот только она на самом деле не является ни менталистом, ни медиумом, ни даже фокусником. Мама – всего лишь актриса и умеет заставить людей верить в то, во что ей хочется.
И когда шоу окончено, мы кланяемся под гром аплодисментов, и у нас появляется еще несколько сотен «верующих».
Глава 4
Шоу закончено, и вечер превращается в череду незапоминающихся поздравлений, наилучших пожеланий и интервью. Я встречаю все вопросы газетчиков заранее отрепетированными ответами:
– Да, конечно, я люблю выступать вместе с мамой.
– Нет, я не считаю, что у меня не было нормального детства. Я обожаю путешествовать!
– Мне всегда нравились фокусы, так что казалось естественным добавить их в мамино представление...
А потом мы с мамой позируем для фотографий. Щелчок, вспышка, пф-ф.
К тому моменту, когда мы наконец возвращаемся домой, я без сил.
– Сделай кофе, – раздражается мама после моего третьего зевка. Газетчиков уже нет рядом, и все ее очарование испарилось. Она щелкает выключателем, и комнату заливает электрический свет. – От тебя полусонной никакого проку.
Ну конечно, как же иначе. Подходит время грандиозного финала сегодняшнего вечера – «кристально честного» спиритического сеанса для самых искушенных богатеев Нью-Йорка.
Интересно, что она сделает, если я откажусь участвовать?
Поразмыслив, прихожу к выводу, что не хочу это выяснять. У матери отвратительный
До прибытия «гостей», ожидаемых в полночь, остается около часа. Я делаю кофе и наполняю чашку для матери, чтобы потом отнести к ней в комнату, где мадам Ван Хаусен будет готовиться к следующему «акту». Для сеансов она, как правило, переодевается во что-нибудь более таинственное. Я же могу надевать все, что угодно.
Мама выходит в коридор, замирает и оборачивается, в замешательстве хмуря лоб:
– Откуда ты узнала про две иголки?
Рука дергается, и я проливаю кофе мимо чашки. С грохотом ставлю кофейник на стол и хватаю тряпку, чтобы вытереть лужу. Значит, мама не знает... Я начинаю лепетать, стараясь не встречаться с ней взглядом:
– Что ты имеешь в виду? Так же, как и всегда. Это совсем не сложно. И с тем парнем было очень легко...
– Хм, – вот и весь ответ.
Тишина.
А затем мама удаляется по коридору, размеренно стуча каблуками.
Я делаю глубокий вдох. Не нужно быть экстрасенсом, чтобы понять – разговор не окончен.
Весь следующий час мать не выходит из своей комнаты, дав мне шанс настроиться в одиночестве и достаточно времени, чтобы подумать о Колине Арчере. Мама знает, что он живет прямо под нами? По какой еще причине она могла выбрать его из нескольких сотен зрителей? Я не верю в совпадения, но с другой стороны – она, кажется, действительно не догадывалась о двух иголках.
Когда раздается первый стук в дверь, я уже бодра и готова, как никогда. Несколько гостей входят в нашу гостиную, и по моей спине ползут мурашки. Слишком много плохих воспоминаний связано с этими сеансами – я никогда не смогу воспринимать их как должное.
Однажды нас взяли с поличным после такого вот сеанса. Маму бросили в тюрьму, а меня из самых лучших побуждений закутала потеплее и забрала к себе домой одна горожанка. Мне было только семь, но она никак не могла заставить меня оторваться от ее переднего окна. Я даже спала рядом с ним, в кресле, прижавшись к стеклу щекой. Думаю, в глубине души я безумно боялась, что мама просто бросила меня и уехала. А три дня спустя со мной случилась первая и единственная в жизни истерика, когда я увидела, как мама идет по аллее с нашими чемоданами в руках.
С тех пор я постоянно по привычке оцениваю наших гостей, а в голове стучит один-единственный жизненно важный вопрос: не опасны ли они для нас?
Я украдкой оглядываю комнату и представителей высшего света, собравшихся здесь, чтобы насладиться уникальными талантами моей матери.
Скучающий господин и повисшая на его руке словно модный аксессуар маленькая блондинка, усыпанная драгоценностями... Мужчина выглядит как важная шишка и явно за всю жизнь палец о палец не ударил, так что, вероятно, не побежит жаловаться властям, даже если посчитает, что на то есть причины.