Порт-Артур. Том 1
Шрифт:
– Прапорщик сейчас вам записку даст, что водка нужна для технических целей.
– Не поверят, ваше благородие.
– А шут с ними, пусть не верят. Раз казенная печать есть, верь не верь, а водку подавай. Аида, Сережа, поскорее сваргань это у себя в канцелярии.
Когда Звонарев ушел, Борейко стал ходить между клепальщиками, приглядываясь к работе. Он принадлежал к числу людей, которые равнодушно не могут видеть работу других.
– Дай-ка мне тоже молоточек, – обратился он к Братовскому. – Хочу и я малость им помахать. Мальчишкой, бывало, из кузницы не
Борейко подали кувалду, он попробовал ее и отбросил.
– Больно легка, не по руке. Давай которая потяжелее.
Вооружившись чуть не пудовой кувалдой, он принялся за работу, но дело у него не клеилось: заклепки садились криво, мялись, и клепка получалась плохая.
– Силы, ваше благородие, надо поменьше, а ловкости побольше; позвольте, я вам покажу, – предложил Братовский.
Когда Звонарев вернулся обратно в цех, он застал Борейко в одной рубашке, с увлечением действующею кувалдой под присмотром Братовского.
– Лихой из тебя коваль, Боря, вышел бы. Иди в мастерскую – старшим кузнецом сразу сделаю, – улыбнулся Звонарев.
– Люблю поразмяться. Силушка по жилочкам так и забегает, – утирал потный лоб Борейко. – Я хочу сразу внести все переделки в лафет: полки для квадрантов на стрелах, что к цапфе прикрепляем, прицелы насечь на большую дистанцию. Разметки я уже сделал. Видел я щиты у моряков около пушек, решил и у нас их пристроить. Чертежик тоже набросал. Пойдем-ка в канцелярию и поговорим, что да как.
Познакомившись с чертежами Борейко, Гобято удивленно посмотрел на него.
– Выдумщик вы, Борис Дмитриевич. Вам бы в артиллерийскую академию идти.
– В академию рылом не вышел. А с пушками повозиться люблю, есть грех, – ответил поручик. – Мыслишка у меня давно в голову засела, как бы нам облегчить подачу снарядов из погребов к орудиям. Это самая тяжелая у нас работа, да и мешкотно, много времени на это уходит. Солдаты мне верную мысль подсказали – использовать для этого силу отката орудия при выстреле. И откат слабее будет, и заряжать станет легче. Только как это сделать – не соображу. Лебедкин – есть у нас там такой, из мастеровых, – предложил трос к лафету прикрепить да перебросить через блоки к снарядному кокору [70] . По его соображениям, как раз силы хватит, чтобы снаряд поднять. Только вот рывок при выстреле получается. Опасно, как бы при этом снаряд не взорвался.
[70]
Кокор – приспособление для подноски боевых припасов к орудию при заряжении; делятся на снарядные и зарядные – в зависимости от калибра орудия.
– Идея неплохая. Для смягчения первого рывка можно пружину поставить, тогда движение плавнее будет, – согласился Гобято.
Прошло больше часа, пока наконец договорились и окончательно решили, какие еще нужны будут переделки в орудиях и лафетах.
– Чуть не забыл, – спохватился Борейко, –
– Первый раз слышу! По какому еще это делу Чижа? – удивился Звонарев.
– Забыл, как мы его вывели на чистую воду с артельными суммами? Он, оказывается, очень обиделся, что я его назвал жуликом, и подал жалобу в суд Общества офицеров. Белый приказал его разобрать. Тебя и Жуковского вызывают в качестве свидетелей, а меня в качестве ответчика. Идем поскорее, пока не опоздали.
В Управлении артиллерии, в библиотеке, уже собрался весь состав суда. Председательствовал Тахателов, а членами были капитан Страшников и капитан Мошинский. Все они были в парадных мундирах, при орденах и оружии. Тут же находился и Чиж.
Как только вошли Борейко со Звонаревым, Такателов начал заседание. Секретарь суда, мрачный чиновник, опросил Чижа и Борейко, имеют ли они отводы против состава суда и свидетелей. Их не оказалось.
– Поручик Борейко, почему вы не в парадной форме? – спросил Тахателов.
– У меня ее нет, заложил в ломбард.
Звонарев заявил, что еще не успел сшить мундир.
– Заняли бы где-либо на заседание суда, – хмуро заметил Страшников, суетливый, с бегающими глазами сорокалетний капитан.
Другой член суда, Мошинский, только укоризненно покачал головой, поблескивая стеклами своих очков в круглой металлической оправе. Козлиная бородка и длинные, закинутые назад волосы делали его больше похожим на сельского учителя, чем на офицера.
– Занять-то не у кого. Ничей мундир на меня не налезет, – возразил Борейко.
Тахателов предложил считать уважительной причиной отсутствие мундиров у Борейко и Звонарева.
– Если поручик Борейко не постеснялся заявить на суде, что отдал в заклад свой мундир, то какие же у него могут быть представления о чести мундира, к которому он так небрежно относится? – ехидно проговорил Страшников, переглянувшись с Чижом.
– Это к разбираемому нами делу не относится! – возразил Мошинский.
– Присоединяюсь к вашему мнению, – проговорил Тахателов. – Суд переходит к опросу подсудимых. Расскажите, при каких обстоятельствах вам было нанесено оскорбление на словах поручиком Борейко, – обратился к Чижу Тахателов.
Чиж подробно и обстоятельно рассказал обо всем, что произошло в комнате у Жуковского после проверки артельных сумм.
– Вы подтверждаете правильность сказанного? – спросил Тахателов у Борейко.
– Целиком и полностью.
– Тогда предлагаю вам, поручик Борейко, принести свои извинения штабс-капитану Чижу.
– Не нахожу возможным. Вор, по-моему, всегда останется вором, как перед ним ни извиняйся.
– Прошу суд оградить меня от повторных оскорблений, – взвизгнул Чиж.
– Прошу вас выбирать ваши выражения, поручик, – остановил Борейко Тахателов.
– В показаниях капитана Жуковского значится, что штабс-капитан Чиж тоже оскорбил вас. Почему вы, поручи, к, об этом ничего не сказали? – задал вопрос Мошинский.