Порт-Артур. Том 1
Шрифт:
– Неправда! Роман Исидорович умница, вот вы на него и сердитесь, – заступилась генеральша.
– Хотел бы я иметь такого верного адвоката, как вы, Вера Алексеевна. Никому бы меня в обиду не дали, – говорил Никитин.
– Так что ты начал о Кондратенко рассказывать? – спросил Стессель.
– Он все работы по постройке фортов взял в свои руки. Как будто он, а не Григоренко, крепостной инженер.
– Кондратенко сапер и кончил инженерную академию. Ему и книги в руки по фортификационной части.
– Он свою дивизию обратил в рабочих-землекопов, вместо того чтобы строю их обучать.
– Это ты верно заметил.
– Слыхали, что Белый подчинился морякам и разрешает своим батареям стрелять только с их ведома? – слащаво улыбаясь, продолжал Фок.
– Перекинулся к морякам? – изумился Стессель. – Да ты не ошибаешься ли, Александр Викторович? Не ожидал я от него такого поступка.
– Меня тоже его поведение несколько удивило: сватом тебе приходится и такие каверзы строит, – подзуживал Фок.
– Я с ним серьезно поговорю, – пригрозил Стессель.
– Двуличный он человек, – поддакивал Никитин.
– Вершинин вчера вечером у него был. О чем-то они долго совещались. Даром что он полковник русской армии, а вольнодумец. Ума не приложу, о чем бы они могли так долго разговаривать? – вставил Фок.
– Вредный это человек Вершинин. Как ты его держишь гражданским губернатором Квантуна и гражданским комиссаром? – упрекнула мужа Вера Алексеевна.
– Со связями он: Алексеев у него не один раз обедал. Сразу его не уберешь, – оправдывался Стессель.
– А ты, Анатолий Михайлович, с подковыркой, обходом его возьми! – посоветовал Никитин.
– С какой стороны-то его обойдешь: не ворует, кажется.
– Только кажется, – заметил Фок. – Какой же градоначальник в России не ворует?
– Не пойман – не вор.
– Либералов защищает.
– Кого именно?
– Да хотя бы заведующую Пушкинской школой Желтову. Там все артурские либералы собираются. Школа только вывеска для пропаганды противоправительственных идей, – вкрадчиво продолжал Фок.
– Поручу Микеладзе заняться этим делом.
– Глуповат Микеладзе. Лучше бы Познанскому, – тот хотя и молодой жандарм, но подает большие надежды.
Вошедший денщик доложил, что Белый просит Стесселя к телефону.
– Дюже в море с пушек бьют. Батареи так и полыхают, – сообщил он.
Никитин заторопился домой.
– Японцы с моря в проход лезут, – взволнованно сообщил вернувшийся Стессель. – Какие-то там брандеры [80] пускают. Я сейчас еду на Золотую гору.
[80]
Брандер – старое судно, предназначенное для затопления у входов в морские порты с целью их заграждения.
– Я тебя не пущу, – решительно заявила генеральша. – Незачем тебе туда ехать, Белый и без тебя справится. Довольно ты день-деньской по фортам да батареям разъезжаешь. Не комендантское это дело на каждый выстрел ехать.
– Я уже приказал подать экипаж.
– Я отправлю его обратно, – распорядилась Вера Алексеевна.
Стессель сдался и покорно пошел за женой в спальню.
В это же время адмирал Старк сидел в глубоком мягком кресле около письменного стола в своей каюте на «Петропавловске» и внимательно
Старк откинулся на спинку кресла и погрузился в глубокое раздумье. В каюте было тепло и уютно. Изредка доносились резкие порывы штормового ветра, хлопали раскачиваемые ветром шлюпки и спасательные круги, громыхали по палубе тяжелые матросские сапоги.
Адмирал с горечью и возмущением вспоминал о своем унизительном положении начальника эскадры, который фактически не смел ничего предпринять без ведома и согласия наместника. Последний вмешивался во все распоряжения Старка по эскадре, связывая его по рукам и ногам своей непрошеной опекой. Вспомнил он и о том, как Витгефт, по приказанию наместника инструктируя чинов его штаба о необходимых мероприятиях по охране кораблей, прямо заявил, что никакой войны не будет.
– И это за полчаса до нападения! – возмущался адмирал, перебирая бумаги и припоминая все подробности злосчастной ночи.
Старк встал и раздраженно прошелся по каюте.
– Получасовой бой, и моя безупречная сорокалетняя служба перечеркнута судьбой, а сам я вынужден просить об отставке якобы по болезни, чтобы спасти свое честное имя, – с глубокой горечью проговорил вслух адмирал.
– Но нет, вы еще не знаете, кто такой Старк! Он сумеет постоять за себя. У мня есть такие документы за подписью Алексеева, что ему не поздоровится, когда их увидит свет! – продолжал адмирал, потрясая кулаком от негодования.
Всегда сумрачное его лицо с глубоко запавшими глазами и со следами переутомления и негодования приняло жесткое выражение.
– Я тебе покажу, царский выродок, кто такой Старк! – И адмирал нервно подошел к наглухо приделанному к стенке несгораемому – шкафу. Открыв дверь, он вытащил пачку бумаг.
– Вот она! – выдернул он одну из них. На первом листе он бегло прочитал: – «Нам необходимо проводить на Дальнем Востоке в отношении Японии самую жесткую политику, памятуя, что она никогда не решится на войну с Россией». Так и сказано: «никогда не решится на войну», а она не только решилась, но и первая начала войну с Россией. А вот еще! – И Старк взял другую бумагу: – «Ввиду полной несостоятельности ваших опасений о возможности войны с Японией считаю отозвание к эскадре „Варяга“ и „Корейца“ ненужным». Да, да, только по беспечности Алексеева мы потеряли эти два корабля, а теперь за все отвечаю я, а не он. Но это не выйдет! – Адмирал вновь спрятал бумаги.
В дверь постучали, затем вошел флаг-офицер лейтенант Дукельский.
– Получена депеша от адмирала Макарова, – протянул он телеграмму.
– «Буду в Артуре двадцать четвертого. Макаров», – прочитал Старк. – Завтра, – взглянул он на календарь. – Прикажите «Баяну» выслать в почетный караул полуроту, – и, подумав, прибавил: – С музыкой.
– Есть, ваше превосходительство. – И лейтенант вышел.
Старк еще раз прочитал телеграмму и опять нахмурился.
– Будет и этот умник меня учить уму-разуму, – заворчал он, вновь принимаясь за бумаги. – Хорошо ему критику наводить за десять тысяч верст отсюда.