Портартурцы

Борисов Трофим Михайлович

— Ах, вы вот о чем, — засмеялся Бицоев. — До окопов протрясетесь. Помните, с нами поручик Злобинский и подпрапорщик Сидоров. Атаковать дружно. Раненых, в случае чего, не покидать. Да и убитых тоже.

— Убитых не будет!

— Вот и хорошо. Так, значит, все понятно?

— Не сумлевайтесь.

Команда разбилась на звенья. Каждое звено получило особое задание, которое нужно было увязывать с общим планом.

Поручик Бицоев не любил философствовать, но сегодня, перед серьезным делом, он не мог отделаться от навязчивых дум:

«Как

длительны сборы и как мало придется действовать. Это все равно, что подготовлять взрыв. Копаешься, копаешься, а нажал кнопку — и все полетело к чертям… А стрелки молодцы… Зачем им каждому в отдельности это дело? Или мне? Обидно за Россию. Почему мы не стукнули их у Бицзыво? Стратегия генералов? А по-моему— слишком большая осторожность, которую можно считать просто трусостью… С этими молодцами я сделаю дело, Я покажу японцам, что мы умеем атаковать… Но что из этого выйдет? Нам не удержать позиций, мы не в состоянии продвинуться. Как-никак, а у нас мало сил… Ну что-ж, не удержим, так хоть их поуменьшим, заставим перегруппироваться, а тем временем несчастный Артур получше укрепят. Говорят, какой-то стрелок нашего полка сказал генералу Фоку: «Летом не нужно людей «скучивать». Вот все они такие. Скажет истину, а грамотный ее подхватит и выдаст за свою…»

В первую минуту наступления охотники отчетливо слышали пение птиц, стрекотание кузнечиков, удары волн о прибрежные камни. Солдаты полной грудью вдыхали запах размятой сапогами полыни и вспоминали родину. Но, приблизившись вплотную к японским окопам, стрелки сразу потеряли связь с окружающим. Наступающие не ощущали и не слышали ничего, кроме биения своего сердца.

«Тук, тук, тук…» — отдавалось у каждого в ушах. А под неприятельскими амбразурами сердце уже не стучало, а звенело, наполняя голову тяжелым гулом. И когда люди, казалось, уже не в состоянии были выдержать тяжести, раздался крик поручика Бицоева:

— Ур-р-р-а-а!

Легко всколыхнулась грудь. Задвигались руки и ноги.

— Ага! Вот вы где, тар-р-р-ра-каны!..

Когда японцы очистили окопы, стрелки одумались. Снова застучало сердце… Что же дальше?

— Поручик Бицоев! — крикнул один из солдат.

— Что поручик Бицоев?

— Смертельно ранен…

Поручика подхватили на руки. Он тяжело дышал:

— Братцы, пусть макаки знают, как русские умеют наступать!..

Новые силы врага атаковали охотников с флангов. Пришлось вернуться.

Солдаты уносили раненых: Бицоева, Злобинского и трех стрелков. Убитых среди русских не оказалось. Японцев в эту вылазку было убито около пятидесяти человек.

5

Забытая раньше гора Хуинсань теперь ежедневно обливалась кровью. Японцы поняли ошибку, допущенную ими в первые дни после киньчжоуского боя. На их глазах гора стала укрепленным пунктом. С нее можно было обстреливать не только все подступы к позициям на перевалах, но и нарушать выгрузку в городе Дальнем.

Но генерал Фок уже

забыл о Хуинсане.

Когда герои-поручики попали кто в могилу, кто в госпиталь, оборона Хуинсаня была поручена капитану Лопатину. Прошло десять дней после вылазки. Японцы не раз наступали, пытаясь выяснить, какими средствами мы намерены удержать правый фланг. Но попытки врага не увенчались успехом.

Стрелки с огромным возбуждением готовились к генеральной атаке.

— Они опять тринадцатого числа пойдут на нас. У них это счастливое число, — говорили солдаты.

Так и случилось. Около пяти часов утра 13 июня японские миноносцы и три крейсера начали обстрел крайнего правого фланга и били по сопкам до восьми часов. Охотники в то же утро двинулись вдоль позиции, но сразу же столкнулись с японцами, наступающими на гору Уайцейлазу.

— Да тут не вылазкой пахнет и не рекогносцировкой, здесь будет настоящий бой! — воскликнул подпрапорщик Сидоров. — Надо дать знать.

Пять японских батальонов настойчиво лезли на гребни высот перед фронтом полковника Киленина. В полдень по всей линии завязался бой. На поддержку пехоте к бухте Лунвантан подошли из Порт-Артура миноносцы с крейсером «Новик» и канонерками.

А японцы все надвигались. Они заняли гору Уайцейлазу и установили на ней две горные батареи. Клубы белого дыма окутали вершину. На гору Хуинсань посыпались неприятельские снаряды. Им отвечали поршневые орудия русских.

Стрелки ожесточенно ругались:

— Хуже пушек не нашлось в Артуре. Сейчас же собьют их.

— Гонят на передовые позиции. А чем задерживать врага?

Наконец неприятельский огонь заставил паши пушки замолчать.

У капитана Лопатина пока все шло благополучно: стрелки поражали наступающего врага, а убитых было только двое. Но с наступлением вечера Лопатин задумался, он не знал, что делать дальше.

«Задерживаться или нет? — думал он. — По-видимому, лучше не задерживаться. Но ведь для очищения позиции необходимо получить распоряжение, а его нет. Но нет и подкреплений…»

— Ваше высокоблагородие, снизу к нам две роты подошло. Надо думать, что они при начале темноты сюда поднимутся или во фланг японцам ударят, — докладывал старший унтер-офицер роты.

— Да, да… Это ты верно говоришь.

— Как себя чувствует наш капитан? — спросили унтер-офицера стрелки.

— Бурчит себе под нос.

— Как бы он позиции не пробурчал.

— Никак этого нельзя! — воскликнул унтер-офицер, — За это ему наклепают.

— Такой же полковник Киленин. Два сапога — пара.

Японцы притихли. Командир 14-го полка распорядился, чтобы роты, находящиеся у горы Зуинсань, о которых говорил Лопатину унтер-офицер, отошли обедать.

Солдаты, сидевшие на вершине горы, ничего не могли понять.

— Неужто на сегодня довольно? Тут чего-то не так. Атака обязательно будет. Японцы хотя и притихли, но верить им нельзя. Это удочка…