Портартурцы
Шрифт:
Ночью в долине копошились японцы, убирая трупы. Наши им не мешали.
Около полуночи из штаба получили телефонограмму: «Выпустить за Сахарную Голову четыре снаряда в течение двух часов».
— Началось, — вздохнул капитан. — Через час по ложке!
Августовское южное небо, полное звезд, успокаивало. Оно отгоняло тревогу. Стрелки ходили по окопу, заглядывая в просветы амбразур, прислушиваясь к ночным шорохам.
После полуночи вернулись посланные с вечера лазутчики и принесли на Волчью Мортирную полуживого человека. Подковин осветил его фонарем. Корка грязи покрывала все лицо пострадавшего. Он вяло приподнял веки и снова закрыл их. Запекшиеся,
Наутро Воронкин рассказывал:
— …Очнулся я. Гора вздрагивает, гул стоит от непрерывных взрывов. Лежу ничком. Голова уперлась в шпалу, на спину давят две доски… Вдруг земля у моей головы посыпалась куда-то вправо. Стучат лопаты. Хотел крикнуть, да остановился: чужие слова услышал, японские. Они подо мной во рву, окружающем редут. Много их. Винтовочные пули летят. Ползут японцы мимо меня и лопочут. Остановились, от света ракеты назад попятились. Смотрю, а их там! Кишат, словно муравьи, и плотно друг к другу жмутся. Скапливаются, а вперед не идут. Выжидают. Слышу, на горе наша Волчья ухает и пулеметы строчат. Значит, думаю, бой вовсю… Будто забылся я… Начало светать. Увидел, что делается в японском укрытии. Солдаты ихние, прижавшись друг к другу, плашмя лежат. Привстанут, будто бежать собрались, а тут где-нибудь шрапнель или выстрел, или взрыв около укрытия, и японцы разом голову к земле. Потом между солдатами офицеры забегали… Кричат, тычут солдат ножнами шашек в бока. Подгоняют. Приподнимутся солдаты, вот-вот в атаку пойдут. Но снова шлепнет шрапнель, посыплется щебень, засвистят пулеметные пули, и опять все припадут к земле. Тут увидел новых. Бегут с горы точно ошпаренные, стонут. Некоторые ползут и в ров валятся. Разъярились офицеры и снова резерву команду к наступлению солдат. Те не двигаются. Оголили командиры шашки и давай рубить своих… Самый старший офицер ихний грозные слова выкрикивал… Поднялись солдаты, выпили саку, командир взмахнул саблей и пошел, но сейчас же упал. А все солдаты опять плотно к земле прилегли. Прибежала кучка новых офицеров. Опять ругались, опять своих кололи, но ни один солдат не пошел в атаку.
Воронкин приподнялся, опершись на обе руки, и хотел что-то крикнуть, но закашлялся. Все внимательно следили за ним и молчали. Глаза артиллериста лихорадочно блестели.
— Я хотел сказать, — хрипя, снова начал Воронкин, — хотел спросить, почему такой мрази все лучшие места отдали? Почему мы после первой стычки ушли с Киньчжоу? Мы же могли их дотла изничтожить, в порошок стереть, если бы наши генералы назад не попятились…
— На штыковую схватку слабо идет японец. Пьяные прут, а чуть отрезвели— стоп. Если бы наши не пятились, как раки, давно раскрошили бы проклятых, — проворчал стоявший тут матрос. — Японцы на всякие хитрости идут, запугать нас хотят. Третьего августа приходили ихние парламентеры с предложением сдать крепость. Ушли ни с чем. После этого кинулись открытой атакой, да тоже обожглись…
— Теперь прокламации разбрасывают, мутить нас хотят, — вмешался в разговор высокий худощавый стрелок. — Нашли дураков. Умора! Вот, слушайте:
«Воззвание к солдатам русской армии.
Вы русский солдат должно быть ожидаются, который думаю генерал Кропаткин подкрепление за Порт-Артур. Эти подкрепление 27-го май в Фу-чен-сер (Толи-су) сражали наши японский войсками, не сколько часа были сильный бой наконец ваше подкрепление очень большая поражения и отступили
Наши японская войска застреляли за ним. Взял скорострельное орудие 600 человек нижний чины и 4-й В. С. — полковый командир 6 человек офицеров брали на плен.
Один пленный солдаты говорят 1-й полковой командир были убиты и начальник «2-го корпуса» — 2-й полка. 3-го полка командир раненый. Убитый и раненый всего около 10000 человек. Во каким большая поражения вашего подкрепления.
Наши войска скоро будут открываться атака в П.-Артур.
Солдата русский ваша несчастна; таким случае сдавайтся; ваше ни собестный (вам не совестно), вы солдат хорошо сражались. Уже двух месяцев служба достаточно, ваша который сдаваится. Это все виноват вашего начальства.
Ваша солдатам — лучше сдавайтесь. Наши войска обращались любезно отправляим Японие и не мыслим предполагать ни каких-либо оскорблений. Где могут спокойно и отдыхать. После мир отправляем ваша своим губерный, тогда можись стречать отец, мать, брат, жен, детями. Светю (советую) ваша солдатам сдавайтся скорей».
Слушая прокламацию, стрелки вздыхали, но смеялись, повторяя исковерканные русские слова.
— Такая же штука, только грамотнее составленная, была и на левом фланге. Мы ее читали в госпитале, — проговорил высокий стрелок, — Так вам, япошки, и поверили…
— Если в листке даже десятая часть правды, то и это ужасно, — проговорил Подковин. — До чего довели! Кто, кто виноват?
— О виноватых пока говорить громко нельзя: на них шинели с красной подкладкой. Наше солдатское дело — держать крепость… Есть один страдалец за Артур — инженерный генерал Кондратенко, но у него со Стееселем и Фоком внутренняя война, — проговорил сквозь зубы матрос и, повернувшись, добавил: — Вот в чем наша слабость… Каждый себе славу обороны приписать мечтает. Забыли о народе, о том, что мы здесь кровь проливаем.
Раздался взрыв шрапнели. Солдаты заняли свои боевые места.
8
Неприятель приостановил активные действия, и укрепленная линия стала жить более или менее размеренной жизнью. Однажды Подковин вместе с матросом связи возвращался из канцелярии своей полевой батареи на Волчью Мортирную. Приблизившись к открытому переходу, который обстреливался японцами, Подковин сказал своему спутнику:
— Бежим! И как можно скорее.
— К чему это? Неужто он по одиночкам стреляет? Пройдем не спеша, по одному.
— Это будет хуже. Кто пойдет вперед? — опросил Подковин.
— Допустим, ты, — усмехнулся монтер.
— Согласен. Первому пробежать всегда безопасней. Появится он неожиданно, а второго будут поджидать, в него будут метить… И наверняка не промахнутся.
— Как же поступим? — уже без усмешки спросил монтер.
— Побежим вместе, рядом, нога в ногу. Издали будет казаться, что бежит один. Приготовься.
Передохнув и откашлявшись, монтер и Подковин побежали. Хлопнул взрыв шрапнели. Столб пыли поднялся на дороге сзади бегущих. Сбоку в откос горы ударился снаряд.
— Ложись! — крикнул монтер и, вытянувшись вдоль дороги, закрыл голову руками.
Подковин побежал вперед изо всех сил. Достигнув безопасного места, он оглянулся назад. Монтер полз к нему, не поднимая головы.
— Жив и невредим, — облегченно вздохнул Подковин.
Японцы прекратили обстрел. Монтер приполз грязный и потный:
— Здорово получилось. Я, знаешь, первый раз под непосредственным обстрелом. А? На один момент позже— и смерть… Ты здорово, черт возьми, бегаешь, тебя и японская пуля не догонит…