Портартурцы
Шрифт:
— Дожидаться второго снаряда неразумно, — рассмеялся Подковин. — Прицел взят очень точно.
— Какое несоответствие! — воскликнул монтер. — Мы пускаем через час по снаряду, нам нечем разрушать вражеские укрепления, а японцы стреляют из двух пушек по одному человеку!
9
К вечеру пятнадцатого августа небо нахмурилось, стало душно. С моря поползли сероватые облака, на западе небо окрасилось в красный цвет. Солдаты ждали грозу. Ночью стало прохладней, надвинулась тяжелая туча. Вскоре сверкнула молния, ударил гром и полил дождь.
Тучи наползали
Гроза усиливалась… И вдруг по всему японскому фронту загремели пушки. Боевые огни осветили складки Волчьих гор. Неприятельские снаряды посыпались на укрепления, на дома города, на госпитали. Свист летящих снарядов был тонким и продолжительным.
Дождь перешел в ливень, но враг не унимался. Сотни снарядов шлепались в размягченную землю, били по камням Скалистого кряжа. Все же защитникам дышалось легко. Ветер уносил дым, а дождь смывал ядовитую пыль.
По вражеским траншеям и по дну долины забегали лучи прожекторов. Мокрая земля, влажные камни и отмытые от пыли деревья блестели серебром, радовали глаз и душу, несмотря на то, что опасность все нарастала. Наши молчали. Вскоре были получены сведения о передвижках неприятельских колонн. Стрелки насторожились. Посыпался дождь ракетных огней. Вспышки молний потускнели, на удары грома никто не обращал внимания.
На Волчьей Мортирной смеялись.
— С иллюминацией встречаем гостей: и ракеты и громы небесные…
Канонада усилилась, ей вторили удары грома, треск лопающихся гранат и хлопки шрапнелей. Огоньки взрывов мелькали по всей линии. Они то вспыхивали, то гасли.
У телефона Волчьей Мортирной батареи безотлучно стоял штабс-капитан Копьев. Телефонист бегал по скользкому пригорку от наблюдательной будки к блиндажу. Копьев сиплым голосом кричал в телефонную трубку:
— Мы готовы… Услышите ружейную и пулеметную стрельбу — значит подошел… Золотой горе следует ударить по японцам. Там в долине, за редутами, у них сейчас, несомненно, главные массы солдат, подготовленные к атаке. Пусть Золотая гора разгонит их, а мы ракетами осветим и по видимой цели — шрапнелью. Сметем… Не впервые. Разве вот по щебню склона будут царапаться… И то не страшно. Штыками свернем.
Через две минуты Подковин получил сигнал с Золотой горы. Он еле вскарабкался в будку: мешали темень, грязь и потоки воды. Близко, как будто в двух-трех метрах от будки, раздался звук двух падающих снарядов. Послышались взрывы. Подковин пошатнулся, но не успел прильнуть к глазкам башни. Оба снаряда упали ниже редута № 2.
В шесть часов утра гроза утихла, и обстрел прекратился. По телефону сообщили, что японцы произвели ложные атаки и передвижки по всему фронту.
Между солдатами много говорили об этом:
— Нас японцы боятся, — рассуждали они. — Трусят, как бы на них под дождичек с горы не двинули.
— А хорошо бы по ним сейчас вдарить и отогнать до Киньчжоу. Сколько бы снарядов и пушек в Дальнем захватили!
— Я думаю, братцы, вся беда в том, что очень старые они у нас, генералы-то.
— Нет, не то. Много среди офицеров князьев да баронов. Сволочной народ: бабники, картежники и интриганы всякие. А военное дело — совестливое… Надо быть таким, как Суворов. Спать и есть — на передовых позициях. Вот тогда он научится соображать, настоящей головой своего войска будет. И бояться смерти не надо. Такого командира солдаты в обиду не дадут, и не только от пули, а от самой тяжелой гранаты укараулят. Да-а-а…
10
Через два дня, ранним утром, стрелки и артиллеристы заметили новый земляной вал японских подступов, воздвигнутых за ночь недалеко от железнодорожной насыпи. Приступив к постепенной атаке, враги рыли зигзагами траншеи, начав их от прикрывающего гребня через открытую долину.
— Параллели возводят, — с горечью сказал Копьев. За последние дни он осунулся. Глаза его лихорадочно блестели, кожа на выпуклом лбу собралась в морщины. Часто сплевывая, Копьев ругался: — Под носом копошатся, а ты молчи! На втором редуте скоро форт вырастет, а ты не смей стрелять без указаний штаба.
Золотая гора последние дни стреляла очень редко. Недостаток снарядов ощущался все острее и острее. Зигзаги подступов росли. Под дулами пушек третьего форта, Заредутной батареи, батареи лит. Б и Волчьей Мортирной копошились японцы. Первый и второй редуты стали укреплениями против защитников.
Стрелки ежесекундно стреляли. Но что значит пуля против тяжелого мешка с землей?!
— Молчат наши батареи, — волновались солдаты, стоя у амбразур Китайской стены. Увидев Подковина, они обратились к нему:
— Ты там, у телефона, много слышишь. Скажи, в чем дело?
— Что вы спрашиваете, разве непонятно? — горько усмехаясь, проговорил обросший бородой стрелок. — Начальство! У него трудно что-нибудь разобрать. Помыслы наших начальников и их распоряжения не легче японской бризантки ошарашивают.
За последние дни солдаты сильно изменились. Грязные, небритые, в рваных сапогах, в помятых, истерзанных пулями и осколками шинелях, они вызывали глубокую жалость. Глаза их были полны тоски.
— Что слышно про Куропаткина, про главную эскадру? — спросил Подковина бородач. — Поди по телефону все же промелькнет что-нибудь.
— Отрезаны мы, и сообщения сбивчивы, — ответил Подковин, глядя через отверстие в окопе на возводимые контрукрепления японцев. — Который раз накладывают японцы мешки на втором редуте? — спросил он.
— Да, пожалуй, уже четвертый.
— Видно, их сегодня вечером пора шарахнуть, посадить им на шею три-четыре «вороны».
Стрелки вопросительно взглянули на телефониста.
Подковин улыбнулся::
— А это наши мортирные снаряды так называют: они из гаубиц вылетают точно вороны. Сначала летят все кверху и вдруг, опрокинувшись, падают вниз по откосу. За гору, за траншею, за окоп — куда угодно заберется такой снаряд.