Портартурцы
Шрифт:
— Конечно, без надобности японцы там не скапливаются. Работают поди одни саперы. Ворваться в их гущу, порастолкать малость штыками и хорошенько все осмотреть. Заложить мину и взорвать вражеские вооружения… Задача интересная, но рискованная… Очень уж часто мы их беспокоим… Они всегда готовы к бою… Да, без вылазки не обойтись, — проговорил Марченко.
Генерал Кондратенко тоже был за вылазку, но он долго не решался отдать прямое распоряжение. Он знал по опыту, что вылазки всегда вырывают из рядов защитников лучших людей.
В начале октября организация вылазки была поручена полковнику Рашевскому. Офицеры собрались в каземате для уточнения тактических
— Случай тяжелый, — сказал высокий и худощавый инженерный полковник Рашевский, тыкая карандашом в карту. — Нам нужно выяснить, по какому приблизительно направлению к головному капониру начинаются их минные галереи. По-моему, они ничего другого, кроме мин, предпринять не могут.
— Они могут здесь устроить убежище или сборный пункт для штурма! — воскликнул капитан Резанов. — Если там минные галереи, то японцы давно уже взорвали бы нас, — продолжал он, сердито взглянув на Рашевского. —Трудно себе представить, что их инженеры так же долго думают и обсуждают, как наши.
Дебогорий усмехнулся и, как бы заступаясь за своего начальника, возразил:
— Здесь грунт твердый, сплошная скала. За это время они вряд ли далеко продвинулись, если даже начали вести галерею.
— А у вас есть книжечки, — упорствовал капитан. — Садитесь и вычислите, что можно сделать за это время в каменистом грунте для успешного взрыва нашего форта.
— Я видел, они тащили сегодня штурмовую лестницу, — сказал поручик Злобинский. — Волокли ее двое… Длинная такая и желтая; должно быть, покрашена в защитный цвет…
Полковник насупился и, желая замять разговор, сухо проговорил:
— Итак, решено. Вылазку будут делать две колонны, одна правее форта, другая левее.
Выпрямив грудь и глубоко вздохнув, Рашевский повернулся к бородатому прапорщику и более мягко произнес:
— Так?
Марченко неподвижно сидел на стуле. Он ни словом не обмолвился, но слушал внимательно и настороженно. Как только полковник обратился к нему, он быстро поднялся, приложил руку к папахе и отчеканил:
— Слушаю-с!
Рашевский одобрительно кивнул головой:
— Люди разместятся сзади форта к двум часам ночи. Они разделятся на две группы и поползут правее и левее форта. На линии напольного рва обе группы останавливаются и ждут сигнала… Так?
— Слушаю-с, — снова ответил прапорщик, на этот раз равнодушно.
— Для сигнала применим луч прожектора, который без четверти три начнет освещать вершину Дагушаня… Ровно в три часа свет выключат, луч на вершине исчезнет… В тот же самый момент обе группы бросаются в обход передней части форта… Так?
— Слушаю-с!
— Броситься надо стремглав, без оглядки, и всех, кто подвернется — переколоть! Стрелкам продвинуться по обе стороны японской траншеи несколько вперед, чтобы обеспечить свободу действий саперам, которые немедленно пускаются на поиски колодца или хода в галерею… При обнаружении их они применяют пироксилиновые патроны… Как только указанная задача будет выполнена, немедленно своими путями бегом назад…
— А мы будем наготове, — приветливо обратился Резанов к Марченко. — Пушки, пулеметы пустим в ход. Люди у вала с винтовками… Чуть что, сейчас же выручим…
2
Темная,
Еще до начала вылазки приехал генерал Кондратенко с двумя полковниками. На лицах начальства была тревога. Они то и дело посматривали на часы. В условленное время на острой вершине Дагушаня замелькало небольшое световое пятно. Все насторожились. Стало как будто холоднее. Некоторые из наблюдающих, чтобы скрыть дрожь, кутались в полушубки. Вдали обрисовывались силуэты гор, но ближе, в распадке, лежала непроницаемая темень, поверх которой струился свет сигнального луча.
Марченко со своей группой лежал шагах в пятнадцати от японских часовых. Стрелки видели перед собой две черные, стоящие неподвижно, человеческие фигуры: часового и подчаска. Безмолвие и тишина убаюкивали их. Они дремали, им грезилась их далёкая прекрасная страна. Там ласковый взгляд матери… Перед глазами часового в полудремоте промелькнули изящные кимоно молодых девушек. И у каждой ласковой мосуме в руках круглый бумажный фонарик, освещающий путь мягким светом. Одна, что идет левее, приподняла голову и взглянула на него. По лицу красавицы пробежали яркие отблески света… Легкий ветерок пролетел вдоль откоса по сухим травам. И еще слышались какие-то шорохи, мягкие и ласковые, как движение воздуха, как шум шелкового кимоно… Часовой улыбнулся и, глубоко вздохнув, потянул в себя воздух — чистый, горный, наполненный запахами увядших трав. Чудесный воздух… Разве можно сравнить его с воздухом затхлых землянок и траншей… Как хорошо! Какая чудесная ночь… И девушка в кимоно здесь… Часовой закрыл глаза и почувствовал запах пудры. Она шагает… Яркое пятно колышется, а она смеется, Яркое пятно… Точь-в-точь такое, как сейчас на темной вершине Дагушаня…
И часовой и подчасок не отрывали глаз от светлого мигающего блика, стараясь не то разглядеть, не то вспомнить что-то. И вдруг тьма. Пятно исчезло. Справа тихо посыпались камни. Опять русские. Вероятно, устанавливают пушку. Вечно у них шум… Куда исчезло пятно? Оно должно снова появиться…
— Ичи, ни, сан… — считал про себя часовой. — Да, да, она — сан… Эта прекрасная гейша… У нее продолговатое лицо и…
Часовой упал, уткнувшись головой в острые камни. Подчасок успел, не целясь, выстрелить и откатился в сторону от короткого и резкого удара Егорова.
Охотники хлынули дальше. Марченко был впереди и первый увидел неприятельских солдат, которые охраняли саперных рабочих.
Началась свалка. Русские работали штыками без выкриков. Японцы раза четыре выстрелили. И японские солдаты, и японские саперы были уложены все до одного в течение десятка секунд.
— А вот и колодец, — сказал Марченко, — подводя к зияющей яме сапера, — Действуйте.
Вдруг совсем близко блеснул огонь выстрела: раздался резкий щелчок. Марченко взмахнул рукой и повалился. Сидевший у камней японец перевел затвор и начал целиться, но штык ткнул его в грудь, и он с криком опрокинулся назад.