Портниха и Смерть
Шрифт:
– Сегодня же заставлю Марчелло починить звонок, - проворчала Изабелла и пошла открывать.
На пороге стоял некто в чёрных кроссовках, чёрных джинсах и чёрной толстовке с капюшоном, и это в тридцатиградусную жару. Он был слишком высоким для мальчика, слишком тощим для взрослого мужчины и устало опирался на длинную косу с рукояткой из красно-жёлтого можжевельника и воронёным серебряным лезвием. Лица его не было видно.
– Я пришёл к Изабо Кураж, - сказал голос, похожий на эхо в гулкой и тёмной пещере.
– Это я, здравствуйте.
Тощий
– Здоровья мне ещё никто не желал, мадам. В этом столько же смысла, как если бы я пожелал вашим усам и бороде дорасти до земли, - сказал гость и откинул капюшон.
На Изабеллу, не мигая, смотрели два каштана с шипастой кожурой вместо век, а больше под капюшоном не было ничего.
– Я давно заметил, что первым делом люди ищут у собеседника глаза - хоть что-нибудь, похожее на глаза. Их это успокаивает.
– Если хотите больше походить на человека, попробуйте цветные контактные линзы, - неожиданно для себя посоветовала Изабелла.
– Контактные с чем?
– хмыкнул тощий.
– Ну, что-то же держит в воздухе каштаны!
– Лишь сила вашего воображения. Сосредоточьтесь, и увидите больше.
Изабелла прищурилась, и в воздухе проступили очертания черепа, украшенного сушёными дарами полей и садов. Над каштановыми глазами заколосились пшеничные брови, белёсый от кристалликов сахара инжир появился на месте носа, рыжие урючины стали румяными щеками, жёлтые цукаты из долек канталупы сложились в учтивую улыбку, а зубы были из пластинок миндаля, какими украшают пирожные.
– Надо же, впервые гляжу в лицо Жнеца, - сказала Изабелла.
– Побывай Джузеппе Арчимбольдо в Мексике на празднике мёртвых, он мог бы написать такой портрет. Однако ваши руки я увидела сразу, и совершенно обычными.
– Это потому, что вы ожидали увидеть руки, ещё не зная, кто перед вами, - объяснил гость.
– Как вы, однако, невовремя, - посетовала Изабелла.
– У меня не закончены два срочных заказа: одеяло для новорождённого и сумочка для новобрачной.
– Вот они, главные вехи человеческой жизни: рождение, свадьба и я, - покивал гость.
– Увы, я всегда прихожу вовремя и всегда - внезапно. Вы назвали бы это профессиональной деформацией.
– Что ж я держу вас на пороге? Проходите, не стесняйтесь, - Изабелла посторонилась и впустила в дом Смерть.
Хозяйка хотела было принять у гостя косу, как принимают шляпу или зонт, но он покачал черепом и сам аккуратно прислонил орудие к стене. Изабелла провела его на веранду и усадила в плетёное кресло из лозы. Сдвинула выкройку и корзинку с лоскутками на край стола, чтобы было куда поставить блюдце с нектаринами.
– Угощайтесь, сегодня утром на дереве висели, - она сделала приглашающий жест.
– Благодарю, - Смерть взял самый спелый плод и неуверенно повертел его в руке - не то чтобы костлявой, но тонкой и неправдоподобно длиннопалой.
–
– как можно небрежнее поинтересовалась Изабелла, устроившись по-птичьи на перилах веранды.
– По служебной надобности, - Смерть с видимым сожалением отложил нектарин и достал из-за пазухи какой-то чёрный свёрток.
– Взгляните, прошу вас.
– Что это?
– девушка зябко обхватила себя руками за плечи.
– Не бойтесь, он не кусается. Только не упадите оттуда, пожалуйста: в мои планы это никак не входит.
– В мои - тем более, - буркнула Изабелла.
– Будьте добры, не заслоняйте мне свет.
Она осторожно взяла и расправила на весу нечто длинное и широкое, из тонкой и лёгкой материи, тень от которой начисто скрыла пол, словно вместо надёжных сосновых досок под ногами была бездонная пропасть. Лучи закатного солнца, достигнув чёрного занавеса, захлёбывались и гасли. Все, кроме одного - испуганного розового зайчика, который вздрагивал посреди бездны от малейшего движения нервных пальцев.
– Никогда не видела такой тонкой работы, - призналась Изабелла.
– Я не могу найти здесь ни одного шва. Что это за ткань? Прохладная и гладкая, как атлас, но совершенно без блеска.
– Мрак небытия, - сказал Смерть польщённо.
– Мой любимый плащ от Чжи-нюй, сейчас таких уже не делают. Принимает любую форму, поглощает любой свет. Двадцать шесть веков ему сносу не было, вчера зацепился за цыганский гвоздь - и вот... видите, в чём приходится ходить. Как вы считаете, его можно починить?
Изабелла расстелила плащ у себя на коленях, стараясь не думать о том, навсегда ли их сокрыла тьма.
– К счастью, края совсем не осыпались, - сказала она.
– Здесь можно поставить аккуратную заплатку, вот только из чего бы её соорудить? Все остатки тканей, какие у меня есть, недостаточно чёрные и хоть отчасти пропускают свет. Разве что джинсовая нашивка с Весёлым Роджером для пиратской треуголки, но она не подходит по фактуре.
– Пожалуй, не стоит, - согласился Смерть, деликатно откусывая от нектарина миндальными зубами.
– Слишком театрально. Мадам, в вашем доме найдётся угол, куда годами не заглядывало солнце?
– Если электрический свет не считается, то да. Идёмте.
Они спустились в погреб с одним фонариком на двоих, дошли до дальней стены, где стояли три дубовых бочки: две - с домашним вином и одна - совершенно пустая. Смерть открыл кран пустой бочки и подставил под него худые ладони, сложив их пригоршней.
– Погасите фонарик, пожалуйста. Вот, держите, думаю, оттенок тот же, - сказал он и сунул в руку Изабеллы мягкий невесомый лоскуток.
Когда они вернулись на веранду, одеяние Смерти, сотканное из чистого мрака, всё так же лежало на столе, а поверх него вальяжно растеклась сиамская кошка. Она с упоением вылизывалась, не обращая внимания на то, что её лапы и хвост пропадают из виду, стоит ей погрузить их в какую-нибудь складку.