Портрет дамы с жемчугами
Шрифт:
Синъитиро нерешительно переступил порог роскошного кабинета госпожи Рурико. Бледно-розовый ковер, занавеси нежно-голубого цвета, ваза с цветами на пианино, книжный шкаф красного дерева с французскими романами в дорогих переплетах, пейзаж, висевший на стене, видимо, принадлежавший кисти Курбэ, бронзовая статуэтка девочки на камине, – все говорило о тонком, изысканном вкусе хозяйки.
Казалось, здесь витала ее душа, и ненависть Синъитиро стала заметно слабеть. Но он тут же подумал: «Эта комната – сад, полный ядовитых цветов, в который госпожа Рурико завлекает мужчин». Из окон кабинета как раз
В ожидании госпожи Рурико Синъитиро сидел в кресле с мягкими зелеными подушками, предаваясь размышлениям. Служанка принесла ему сладкий напиток со льдом, а госпожа Рурико все не появлялась. От нечего делать Синъитиро разглядывал комнату. Случайно взгляд его упал на письменный стол красного дерева, где лежало женское стило с изящным золотым рисунком и были разбросаны листки почтовой бумаги. Именно на таком листке было написано полученное от госпожи Рурико письмо.
«Должно быть, она писала его за этим столом», – решил Синъитиро. Вдруг он увидел написанные на одном из листков не то французские, не то английские слова, наклонился и стал с любопытством читать. Каково же было его удивление, когда он прочел написанное по-английски свое собственное имя.
Однако удивление его возросло еще больше, когда он прочел следующие два слова: «Shinichiro, my love!» [51]
Этой фразой был исписан вдоль и поперек весь листок бумаги.
От этой короткой фразы у Синъитиро помутилось в голове, и он почувствовал, к своему великому стыду, что покраснел, словно шестнадцатилетний юноша. Ненависть к госпоже Рурико в любую минуту могла исчезнуть из' его сердца, но внутренний голос кричал:
«Это западня, госпожа Рурико нарочно исписала листок этими сладкими словами, в расчете на то, что я их прочту». Но эту мысль тут же сменяла другая: «Госпожа Рурико слишком умна и тонка, чтобы прибегать к таким грубым приемам. Она не лгала, когда это писала».
[51] «Синъитиро, любовь моя!» (англ.)
Стоило Синъитиро так подумать, как в нем заговорила присущая почти всем мужчинам самоуверенность.
«Быть может, в письме она хотела излить душу и он заблуждался, обвинив ее в низости. Разве не могла она разочароваться в своих поклонниках, играющих с ней в любовь и летящих к ней, словно бабочки на огонь? Быть может, она и в самом деле жаждет любви настоящего, сильного мужчины, готового отдать ей всю свою душу и всю свою жизнь? Ее наверняка тяготит общество всех этих великосветских волокит, лишенных и капли искренности, похожих на марионеток. Почему же она не могла предпочесть им пусть не очень опытного, но серьезного человека, такого, как он?» Враждебность к госпоже Рурико наполовину рассеялась у Синъитиро.
Как раз в это время в комнату бесшумно вошла госпожа Рурико и радостно вскрикнула – Синъитиро показалось, что зазвенел колокольчик. Госпожа Рурико, видимо, только что приняла ванну, и прозрачная кожа ее лица казалась сотканной из белого шелка. Сквозь шелковый с узорами халат угадывались линии ее безупречно стройной фигуры.
Синъитиро
– А! Очень рада, что вы приехали! Вы ушли такой рассерженный, что я не надеялась больше увидеть вас в своем доме.
Синъитиро хотел встать при ее появлении, но Рурико остановила его, села напротив и стала говорить:
– Простите, что мы невольно причинили вам огорчение. Я так ждала, когда разойдутся гости, чтобы поговорить с вами. Вы прочли мое письмо?
– Да, прочел, – стараясь сохранять самообладание, твердо проговорил Синъитиро.
– Что же вы мне ответите? – как бы испытывая его, спросила госпожа Рурико со своей обычной очаровательной улыбкой.
– Я не знаю ваших истинных чувств и потому затрудняюсь что-либо ответить.
– По-моему, я все достаточно ясно изложила в письме: и свои чувства, и свое отношение к вам.
Все это Рурико говорила очень серьезно.
В этот момент Синъитиро вспомнил Сидзуко, вспомнил трагическую гибель Аоки Дзюна и, собрав все свои силы, сказал:
– Госпожа, я женат и поэтому не вправе затевать с вами опасную игру в любовь.
Лицо госпожи Рурико приняло напряженное выражение.
– Вы думаете обо мне так же, как и все остальные, считаете, что я хочу разрушить вашу семью. Но поймите же наконец! Мне надоели все эти люди с их ложью, с их игрой в любовь. Мне не нужен любовник, мне нужен искренний друг, настоящий, сильный мужчина. Встретив вас, я думала, что нашла такого. Но вы истолковали мои намерения совсем по-другому. О, какой это позор для меня! – В гневе госпожа Рурико стала еще прекраснее.
Видя ее возмущение, Синъитиро было заколебался, но тут же решил: «Не только ради себя, ради Аоки Дзюна, чтя его память, я должен бороться с этой коварной женщиной до конца». И, стараясь не смотреть на нее, Синъитиро сказал:
– Весьма польщен, что вы оказали мне честь, выбрав среди ваших многочисленных поклонников именно меня, – резким тоном произнес Синъитиро. – Но, признаюсь, мне страшно. Я человек заурядный и довольствуюсь своим маленьким семейным счастьем. Оставьте же меня в покое, прошу вас!
– Что это значит? Вы боитесь меня? Но я ведь не бомба и не взорвусь, если даже прикоснуться ко мне.
Шутка не удалась, потому что госпожа Рурико была раздосадована: Синъитиро даже не скрывал своей неприязни к ней.
– Нет, госпожа! Я не хочу обижать вас, но я знал одного человека, такого же серьезного и неопытного, как я, который дорогой ценой заплатил за ваше внимание. Мне не хотелось бы очутиться на его месте. – И Синъитиро как-то натянуто рассмеялся. Он произнес эти слова с большим трудом и даже изменился в лице.
Госпожа Рурико тоже слегка изменилась в лице, но не растерялась. Какое-то время она пристально смотрела на Синъитиро, потом насмешливо улыбнулась и, нажав кнопку звонка, сказала:
– Я ошиблась. Вы совсем не тот, за кого я вас принимала. Жаль, с самого начала я не поняла этого, не поняла, что означали ваша робость и нерешительность. Терпеть не могу мужчин, которые не осмелятся поцеловать женщину, если даже она подставит им губы. – Рурико расхохоталась. – Я же, как вы могли убедиться, женщина легкомысленная и потому люблю смелых мужчин.