Портрет Ласточки
Шрифт:
– Над нами ведь главный корпус, где находятся лектории, библиотеки и реликторий? – спросила она.
– Думаю, где-то рядом, – ответил полурослик, продолжая распугивать редких крыс и пауков светом фонаря.
– Ты знаешь место, в которое мы попали? – продолжила чародейка. – Ты специально привёл меня сюда?
Он остановился, непонимающе взглянул на неё и поинтересовался:
– О чём ты? Это кротчайший путь до южной стены, оттуда можно подняться через погреб в сторожевую башню и...
– Здесь находится Галерея Эстердуса, великого художника-мозаиста древности.
– Ах, ты об этом, – расслабился
– Моя ласточка, да, – не сразу ответила Ови. – Не помнишь, в какой стороне её портрет?
Полурослик помотал головой и повёл спутницу вперёд. Спустя пару поворотов искатели вышли в коридор с неестественным освещением. По обе стороны прохода в углублениях, украшенных полуколоннами и пилястрами, давным-давно были выложены десятки мозаичных рисунков из цветных стёклышек, которые испускали почти магический свет и напоминали ожившие картины. Овроллия затрепетала, по телу пробежал озноб, когда она вспомнила девичьи годы, проведённые у одного из рисунков.
– Многое связывает меня с этим местом, – выпалила девушка через силу. – Может, найдём другой путь?
– Здесь из-за освещения, испускаемого картинами, проще ориентироваться. Иначе провозимся до ночи, любезная подруга. Но я послушаюсь тебя и...
– Нет, всё хорошо, давай вперёд, и побыстрее.
Они отправились дальше по коридору, осматривая мерцающие голубыми, тёмно-красными, рыжеватыми и зеленоватыми тонами полотнища. По левую руку от Илеса и Ови гарцевали необычайно стройные жеребцы и зебры, бродили сквозь чащобы лоси, олени и единороги; справа стройным рядом бороздили морские просторы киты, акулы, мифические левиафаны и вполне реальные аспиды – гигантские морские змеи. Ближе к концу этой части галереи морские млекопитающие и рыбы сменились на ящериц, а парнокопытные – на крупных хищников.
– Смотри-ка! – прервал шорох шагов Илес. – Дай-ка поднесу фонарь... Ага! Несколько деталей мозаики выбито! Кажется, здесь красуется медведь, а?
– Не знаю, больше похож на оборотня, – Овроллия окинула утопающую во мраке картину кротким взором. Даже фонарь полурослика не мог показать величие изображённого на потухшем века назад рисунке существа. – Давай пойдём дальше, не будем терять времени.
Спутник молчаливо кивнул и отправился вперёд, уведя девушку за собой. Она двигалась тенью, не замечая, как на покрытой многовековой пылью поверхности пола её стали провожать свежие человеческие следы.
На развилке Илес, почесав голову, обернулся и спросил у подруги:
– Не помнишь, в какой стороне твоя ласточка?
– Кажется, справа, – волшебница тревожно оглянулась. Примерилась к одному из следов, на которые наконец обратился взор. – Мы продолжим путь левым коридором, верно?
– Я давно не ходил этим подземельем, месяца три точно, – Илес почесал затылок и осмотрелся. Коридор слева и справа подсвечивался всеми цветами радуги, исходящими из похожих выемок. Однако некоторые углубления утопали во мраке, а, значит, – и в них когда-то повредились картины. – Но мне помнится, что все коридоры с мозаиками пересекаются. Ух... Предлагаю не тратить время на разговоры, а...
– Илес, если тебя не было здесь три месяца, то чьи
– Не могу знать, – полурослик примерился к одному из отпечатков. Его ноги были короче и шире, чем ноги таинственного исследователя подземелья. – Хотя, смотрю на твои следы, есть впечатление, что это твоя сестра-близнец оставила... Наступи, прошу, любезная подруга.
Овроллия послушалась, и сама ужаснулась тому, что её след совпадал с отпечатком незнакомца.
– Это не я... У меня нет ключей от этих подземелий!
– Далеко не все подземелья запираются на ключ, – проводник почесал затылок и поправил худ на голове. – Да я и не обвиняю тебя в чём-то, может, кто-то из твоих однокурсников соорудил себе укромное место в глубинах. Кто знает. А, быть может, один из них решил повторить твой подвиг и срисовать любимое изображение. Давай пройдём по следу, посмотрим, куда он ведёт?
Волшебница задумалась, кончиком сапога разметала пыль, желая избавиться от ненавистного следа. Спутник откашлялся и прикрылся рукавом. Не извинившись, девушка, погружённая в свои мысли, взяла фонарь из руки друга и отправилась по многочисленным следам, имитирующим её собственные.
Какое-то время двигались молча. По пути попадались мозаики с драконами, джиннами, элементалями, механизмами и даже несколько идущих подряд картин, уничтоженных когда-то целенаправленно, а не под влиянием времени. Илес напомнил, что на этих местах покоились изображения богов, но далёкие эпохи назад народ акадари отказался от их влияния, оставив негласной своей покровительницей Вари – богиню таинств и магии. Полурослик посетовал, что и самой Вари безбожники древности не оставили права быть запечатлённой для будущих поколений волшебников, но девушка, ведомая если не любопытством, то желанием найти неизвестного человека, не слышала своего друга.
В коридоре с птицами по правую руку они остановились. Илес взглянул на Ови, лицо которой источало страх, смешанный с влечением. Она прочитала про себя заклятье, и её правая ладонь опасно заискрилась, готовясь разрядить в противника любые останавливающие чары, которые первые сойдут с уст.
– Что ты делаешь? – удивился Илес. – Не применяй здесь магию! Своды подземелий ветхие, от любого колебания академия наверху трещинами покроется!
– За мной, – приказала чародейка. – Я вспомнила, что вся стена до поворота выложена птицами.
Издалека Овроллия увидела, как между двух мерцающих углублений во тьме сокрыта выемка. Девушка прочла про себя чары, и из её ладони вперёд вырвался серебристый шарик, застывший в невесомости почти напротив уничтоженной, как ожидала Ови, мозаики. Следы загадочного человека также привели друзей к сокрытой во тьме картине.
– Проклятье... – просипел Илес вполголоса.
Из потухшей мозаики с ласточкой вырвали три больших куска в основании крыла и чуть ниже. Трещины и сколы также изуродовали благородную птицу и бушующую вокруг неё непогоду, напоминая наблюдателям о разрухе и берущем своё вездесущем Хаосе. Сама ласточка спасалась от метели, летя под прорезаемые всполохами молний тучи с дождём, и ломаные линии словно перечёркивали заложенный в работу художником-мозаистом смысл.