Портрет моего мужа
Шрифт:
Надо же, какие откровения.
— Мама, он давно умер…
— Умер, — эхом отозвалась эйта Ирма. — Конечно, умер… по-другому быть и не могло… никто не боится целителей, а тем более таких слабых.
Слабых?
Мне казалось, слабых эйт не бывает.
— Но он возвращался… снова и снова… снова и…
Резкий звук пощечины заставил меня вздрогнуть.
— Эта вещь была… опасна. Она свела с ума и твоего отца… а дед и без того был достаточно безумен. Возомнил себя великим некромантом, хотя дара в нем… нет, от нее давно следовало
— Следовало, но в море…
— Я… не знаю. Я просто в какой то момент оказалась на берегу, — голос эйты Ирмы слегка подрагивал, выдавая волнение. — Я стояла и смотрела на волны. Стояла и… думала о том, до чего замечательно будет броситься в них. Всего-то и нужно, что сделать шаг. Один-единственный шаг, и я обрету покой. Мое тело разобьется о камни, а волны смоют кровь. Я до сих пор помню то чувство восторга и предвкушения, понимание, что ничего более чудесного со мной не произойдет… никогда больше не произойдет. И я едва не шагнула, да… не знаю, каким чудом удержалась. Я разжала руку и позволила клинку упасть. Я подумала, что он тоже понравится морю… он не должен был вернуться.
— Но вернулся.
А ее он тоже приговорит? Матушку, которая знает слишком много? Или… во всем важна умеренность. Две супруги и сестра, потерявшая границы, позорящая канцлера своим поведением. Этого более чем достаточно.
— Мы не позволим ему? — шепотом поинтересовалась я, а Этна заскрежетала.
— Это ничего не меняет, — жестко произнес Мар. И мы поверили: есть нож или нет, это ничего не меняет. Для него. А для нас?
— Мальчишку нельзя трогать…
— Мама…
— Ты не понимаешь. На нем благословение богов! И если с ним что-то случится, то… гнев Джара…
— Боги, если когда-то и существовали, то давно уже покинули мир живых. Да и… матушка, я не собираюсь трогать мальчишку. Соблюсти условия можно по-разному.
То есть условия все же были?
Логично.
Это ведь не брак по большой и чистой любви, это очередная сделка. А сделки должны быть выгодны. И дети от первого брака здесь помеха.
Руту не убьют.
Это как-то чересчур. Отправят в подходящий пансионат, а там выдадут замуж, вероятно, с выгодой. С Йонасом сложнее. Объявят сумасшедшим? Запрут в доме призрения?
Мерзко.
Мальчишка, конечно, весьма специфического толку.
— Травы на него почти не действуют.
— А увеличить концентрацию?
— Опасно, — голос стал глуше, и я спустила Этну с рук. Запись она вела, только… что мне с ней делать-то? Королю жаловаться, как понимаю, бессмысленно. Он или в курсе авантюры, или просто готов закрыть глаза на некоторые, скажем так, непредвиденные сложности. — Сердце может не выдержать… да и разум… он и без того нестабилен.
— И что?
Этна скользнула на галерею, чтобы, зацепившись за каменный парапет, спуститься ниже. Ее когти впивались в камень, а плоское тело распласталось, меняя окрас.
— Дорогой, я, конечно, понимаю, что он не тот наследник, которым можно было бы гордиться, —
Действительно, незначительный.
— Ты просто представь, на что способен обезумевший некромант.
Мне представлять не хотелось.
Ага… а вот и смешок.
— Ты его переоцениваешь.
— Это ты его недооцениваешь. Ни его, ни Лайму… зря ты позволил ее оставить. Удерживать ее становится все сложнее.
Надо полагать, в живых.
— С Бринцигом возникли некоторые проблемы, — теперь в голосе Мара проскользнуло раздражение. — Он только и ждал повода, а уж обвинить меня в смерти дочери… нет, время было неподходящим.
Зато теперь, надо полагать, самое что ни на есть отличное.
Дом вновь содрогнулся.
— Буря… буря — это хорошо… еще дней пять фон будет нестабилен, телеграф отключен, а там… при всей быстроходности до Клейпиха двое суток пути. Но учти, матушка, те, кого пошлют, будут знать лишь то, что им положено… будь осторожна.
Королевские псы смертоубийства не любят, да.
Я вот помню.
Она почти не изменилась, та девочка, которая, казалось, давным-давно ушла в прошлое, вместе с берегом, лодкой и кучей тряпья.
Разве что вытянулась.
Стала тоньше.
Ее обнаженное тело покрывала чешуя, а длинные волосы прилипли к спине.
— Здравствуй, — сказала она, протянув к Кирису тонкие руки. И длинные когти коснулись щек, оставив на них тонкие полосы. — Ты рад меня видеть?
— Рад.
В ее глазах жило море, то самое, опасное, которое истинные рыбаки полагают живым. А в городах давным-давно не верят в эти байки, ведь море — это всего лишь море.
Море темнело.
Светлело.
И шептало, что Кирис должен впустить старую свою подругу в дом. Но он продолжал стоять на пороге. Будь он один, впустил бы. Но там, у живого огня, отогревался мальчишка, единственный в мире нынешнем некромант, истинно благословленный Джаром.
— Правильно, — Илзе кивнула. — Никого и никогда не приглашай в дом. Не все из нас… любят людей.
Она улыбнулась, показывая мелкие острые зубы. Меж них мелькнул синий язык.
— Зачем ты пришла?
— Ты позвал.
— Нет.
— Звал, — она вновь протянула руку и провела когтем по шее, вспоров кожу. Подхватила каплю крови и, отправив в рот, зажмурилась. — Горячая… спасибо.
— За что?
— За то, что не забыл.
— Я забыл, — признался Кирис. — Совсем забыл. Я хотел забыть о том, что было… и это получилось.
— Как видишь, не совсем… ты готов платить?
Он повернулся распоротой шеей, подставляя под ледяные губы существа, которое, как ему казалось, все же не желало Кирису смерти. А Илзе не стала отказываться от приглашения. Она пила кровь жадно, тонко всхлипывая, содрогаясь всем тонким своим телом.