Поручик Державин
Шрифт:
— Только прошу пана не называть меня денщиком, — смущенно попросил Вацлав. — Лучше — ординарцем!
Державин согласился, забавляясь его тщеславием:
— Как пожелаете! Вот только бы поскорее встать на ноги… Мое тело слабеет с каждым днем, хотя я прилежно выполняю все предписания эскулапа.
Поляк подошел к столу, уставленному склянками с микстурами, коробками с порошками, сбором сушеных трав, пилюлями и мазями…
— Простите, пан офицер, я ничего не смыслю в медицине… Но готов поклясться, что такое изобилие лекарств угробит даже здорового человека. Да
После этого разговора Державин, к великому неудовольствию меланхоличного герра Франке, прекратил пить лекарства и с помощью Вацлава стал выходить на свежий воздух, прогуливаться возле дома. Силы постепенно восстанавливались, и в один прекрасный день он объявил своему ординарцу, что они выезжают в Казань.
Тем временем в штаб-квартире генерал-аншефа Бибикова появился некий посетитель, рыбный торговец из Малыковки. Поначалу его хотели выставить вон, но тот был настойчив и утверждал, что желает сообщить лично его превосходительству нечто важное. В конце концов о нем все-таки доложили генералу.
Александр Ильич долго разглядывал рослого глазастого мужика, от которого слегка попахивало свежей рыбой. Его одежда была простой, но добротной, похожей на купеческую.
— Чем обязан, сударь? — нетерпеливо спросил Бибиков.
Звали странного визитера Иван Серебряков, и явился он, чтобы представить главнокомандующему собственный прожект поимки Пугачева. Известно, что самозванец имел большие знакомства со староверами и в случае разгрома его войска стал бы искать убежища именно у них. Староверы вольготно и богато жили на Иргизе, где в последний год их часто навещали иноземные гости с обозами подарков. Когда в междуречье Большого и Малого Иргиза впервые появился Пугачев со своими подельниками, староверы приняли его с особой доброжелательностью.
Серебряков предлагал собрать сотни три верных казаков, служивших в императорских войсках, расположить их в Петровске или Малыковке и ждать появления самозванца.
— Староверы первые его выдадут, когда узнают, что тот разбит! — с уверенностью добавил Серебряков. — Знаю я этих святош!
Бибиков слушал настороженно, раздумывая, что ответить. С одной стороны, тот говорил вещи вполне дельные и разумные. С другой — можно ли доверять этой залетной птице?
В кабинет вошел адъютант, доложил, что из Саратова прибыл подпоручик Державин. Услышав новость, Бибиков искренно обрадовался.
— Просите! А вас, сударь, — он повернулся к Серебрякову, — прошу подождать в приемной!
Державин предстал перед ним — похудевший, но по-прежнему энергичный, с живым огоньком в глазах.
— Рад видеть тебя, мой герой! — Генерал-аншеф обнял своего любимца. — Спасибо за службу, поручик!
Державин вопросительно взглянул на него.
— Рад стараться, ваше превосходительство, но я пока не…
— Отныне вы — лейб-гвардии поручик! Приказ о повышении в звании уже подписан.
И генерал-аншеф передал ему патент на производство в
Державин действительно принес много пользы своими решительными действиями. Он пресек мародерство и укрепил боевой дух в полку Гринева, подвигнул его на взятие Алексеевской крепости и Красного Яра, выявил предателей и сподвижников Пугачева среди саратовских чиновников, навел порядок в городских управах, беседовал со священниками, во все вникал, все до мелочи аккуратно записывал и отсылал в Казань подробные отчеты. Благодаря его донесениям Бибиков был так хорошо осведомлен о положении дел в Симбирске, Саратове и других городах Поволжья, словно сам там находился.
Вот и сейчас Державин явился не за новым чином, а за новым поручением, и генерал, конечно, понимал это.
Не теряя времени, Бибиков ознакомил его с планом Серебрякова и спросил, что тот об этом думает. Как всякий поэт, Державин был романтиком по натуре. То, что он услышал от своего командира, захватило его воображение. Выследить и поймать Пугачева! Логика и простота плана поразили его. Да, действительно, в случае разгрома армии Пугачеву ничего не остается, как бежать на Иргиз и прятаться в скитах своих друзей-старообрядцев. Что если хитростью выманить его оттуда и схватить? Надо лишь подобрать в помощники дюжину лазутчиков, самых верных, проверенных, таких, как Вацлав Новак…
Бибиков легонько кашлянул, прервав размышления, и обратился к нему по-отечески:
— Ну, что скажешь об этом, Ганя?
Державин встрепенулся, бросив на генерал-аншефа благодарный взгляд. Командующий запросто назвал его по имени!
Ни минуты не колеблясь, он ответил:
— Ваше превосходительство, исполню все, что в моих силах!
Бибиков кивнул, довольный решительностью своего офицера. Он тоже был романтиком, хоть и не писал стихов. Однако военный опыт заставлял его трезво оценивать положение вещей. Он положил руку на плечо Державина и сказал:
— В тебе-то я уверен, друг мой… Но, к сожалению, для выполнения задания нужны два условия, которые от тебя не зависят. Первое — чтобы полчища самозванца были разбиты. Второе — чтобы супостат действительно бежал на Иргиз. Будем уповать на Господа… — Он болезненно поморщился, приложив руку к груди. — Ладно, ступай, Гавриил! Там, в приемной, ждет Серебряков из Малыковки. Присмотрись к нему и поговори. А завтра — милости просим ко мне. Обсудим с тобой все до мелочей. Кроме того, есть у меня к тебе ещё одно дельце…
Получив донесение, что против самозванца государыней направлена армия храброго генерала Ивана Михельсона, Бибиков воспрянул духом. Его не страшило полчище бунтовщиков, состоящее из черни, пусть и хорошо вооруженной, обученной иностранными советниками. Он боялся провокаций и предательства внутри императорских полков. Мятежный дух и ненависть к властям неумолимо просачивались в ряды его войск, сея смуту и измену. Бибикову не раз пришлось убедиться в справедливости донесений Державина: "Весь черный народ за Пугачева. Духовенство ему благожелательствует. То же можно сказать об офицерах, выслужившихся из солдат".