Поручик
Шрифт:
– Чертовы очереди! – тут же подключился Эдик. – На целую версту порой растягивались, за всем чем угодно – за молоком, хлебом, не говоря уже о мясе!
– Кошмар-то какой! – хохотнул Лазаревич. – Ты после того, как по приговору Ассамблеи императора-батюшку за ноги-то подвесили, мясо в глаза видел?
– Вообще-то, – заявил Эдик, – у меня был усиленный паёк!
Наша станция называлась Остров. Почему остров – непонятно? Морем тут и не пахло. Каменистая равнина, станционные постройки, форт, и, где-то на горизонте –
Жандармы вывели из вагонов лошадей, построили нас, и старший охраны – огромный фельдфебель с шикарными усами, заявил:
– Так, – с господа ссыльнопоселенцы. С сего момента – вы имеете все права и обязанности, связанные с этим новым статусом. Предупреждаю сразу – захотите сбежать – бегите к чертовой матери. Следующий поезд через три дня, ближайшее место, где есть живые люди – это Новый Свет, куда мы с вами и направляемся. А здесь, на Острове – все жители – это железнодорожники, гарнизон и их семьи. Из питания тут – одни лишайники на камнях, можете попробовать – они невкусные. До Нового Света как раз до вечера доберемся, там сегодня на ужин… Сегодня среда? По средам у них рыбные котлеты и картофельное пюре. Вот и решайте сами. Мы поехали – а вы догоняйте.
Жандарм неожиданно легко для его комплекции взлетел в седло, чмокнул губами, направляя лошадь шагом, и во главе своих людей двинулся по дороге, которую из окружающего пейзажа можно было выделить только благодаря двум глубоким колеям от колес.
Я шел по негостеприимной, каменистой северной земле, глядел на потерявшие лоск элегантные полуботинки Лазаревича и думал, что не зря так тщательно выбирал в столице новые сапоги. Правильные сапоги – это такой особый вид счастья, знаете ли…
– Марианские мулы! – сказал Вольский. – Так называли легионеров. Они тащили на себе по сто фунтов поклажи. У нас, наверное, побольше будет!
Я хотел по привычке пожать плечами, но вес рюкзака с припасами и прочей полезной всячины не дал мне такой возможности.
– Мне всяко больше улыбается такая жизнь, чем унылое сидение в Новом Свете. Хотите пилить бревна – возвращайтесь ради Бога! – точно никого из этой компании тащить с собой мне не улыбалось.
Единственный, кто был более-менее полезным – это Лазаревич, но его вечная язвительность и желание потрепать языком тоже порядком надоели.
– Ладно, ладно, поручик, я ж так…
Вольский поправил лямки и мы двинулись дальше.
Места здесь были красивые и богатые. Северные отроги Мамонтовых гор славились самородным золотом и драгоценными камнями – в первую очередь – изумрудами. А еще – вулканической активностью, которая была видна невооруженным глазом – гейзеры и горячие источники тут не были редкостью.
Отчасти потому я и выбрал судьбу старателя. С одной стороны – Империя сказал "надо!", а с другой – красиво тут, да и лютой зимой всяко теплее… Местами.
– Вижу, вижу стрелку! – крикнул Эдик, и эхо, ударившись о стены ущелья и многократно отразившись, создало вокруг немыслимую какофонию.
Маленький
– Кретин! – беззлобно сказал Вольский и дал Эдику подзатыльник. – Знаешь, что такое лавина?
Я зачем-то поднял камень и сунул его в карман.
– Значит, скоро будет сторожка? – Лазаревич оперся но короткое охотничье копье и выжидательно глядел на нас.
Холодное оружие ссыльным дозволялось, всё же места здесь дикие, и зверья полно. А вот винтовки – ни-ни. Разбирайся как хочешь!
Намалеванная на отвесной скале белым мелом стрелка выглядела довольно свежей, и четко указывала направление. Поэтому я не стал отвечать на вопрос коммерсанта и зашагал вперед.
Ручеек бежал вдоль тропинки, шевеля камешки и поблескивая в лучах заходящего солнца, еще способного растопить снег на белых шапках гор. На отвесных скалах там и тут виднелись деревья и кустарники, уцепившиеся за самые мельчайшие трещины и вырвавшие себе право на жизнь.
Мы шли на один из самых дальних приисков, добираться до которого было мало охотников. Старик ссыльный, который по слухам обитал здесь, приносил пару раз в Новый Свет крупные самородки, и звал с собой – осваивать какое-то райское место, но желающих не нашлось – три дня пути по каменной пустыне и северному лесу, и еще сутки – по лабиринту горных ущелий – это у кого угодно отобьёт охоту. Кроме меня.
Тем более, старик оставлял знаки – вроде этой белой стрелки.
– А что, Вольский, я слышал, что ваши уполномоченные тут тоже держали лагерь – для особо важных заключенных, из бывших… – Лазаревич провел острием копья по стене ущелья, и у меня пробежал мороз по коже.
Отвратительно! А Вольскому – хоть бы хны:
– Ну, я уполномоченным никогда не был и быть не хотел… Но что-то такое говорили – мол высший свет столицы и императорский двор – ну, тех, кого сразу не порешили – вывезли на север куда-то…
– Высший свет – в Новый Свет, а потом – на тот свет! – выдал вдруг Эдик. – Я такое в конторе слышал, от ребят из заготовительной команды.
– Ну, карателям виднее… – подмигнул Лазаревич. – Знаем мы, как они там заготавливали и что…
– Спекулянт! Из-за таких как ты Республика Ассамблей и пала! Беспринципные шкурники! – завел свою шарманку Эдуард, яростно поправив очки.
– Да-да, сначала мы развалили Империю, потом – Республику… Это что за родина у нас такая, что из-за парочки эффективных бизнесменов она по швам постоянно трещит?
– Бизнесменов? – поднял брови Вольский.
– Так в Альянсе называют дельцов и предпринимателей, – отмахнулся Лазаревич.
– Ну, сейчас-то ты по швам трещишь, – не удержался лоялист. – Эк тебя господа имперцы в оборот взяли!
– Это что же – тебе Новая Империя по душе? – удивился Лазаревич. – Что это ты за них радуешься?
Вольский вдруг перестал спорить. Он уставился себе под ноги и дальше топтал камни еле заметной тропки уже молча.
Мы вышли к сторожке, когда в ущелье уже заглядывали первые звезды.