Поруганная честь

Харт Кэтрин

Блейк покачал головой, небесно-синие глаза испытующе взглянули на нее.

— И позволю Кирку владеть тем, что по праву принадлежит мне? — тихо спросил он. — Забуду прошлое? Разве ты бы так поступила, моя сладкая Меган? Неужели бы ты позволила ограбить себя и подставила другую щеку, отплатила бы добром за коварный обман? Неужели ты не понимаешь, что дело не просто в ферме? Я должен очистить свое имя, имя матери, и даже отцовское. Мне больно даже думать о том, что хоть один человек на свете мог поверить в их ложь! Господи, Меган, настолько больно, что и передать тебе не могу! Они очернили мое доброе имя,

имя матери, честь нашей семьи. Они украли больше чем материнское наследство; они украли мое право носить собственное имя.

Меган невыносимо было видеть страдание в его взоре. На глаза ей навернулись слезы, она обняла его за шею.

— Я верю только тебе, Блейк, — прошептала она, лаская его губы своими.

Он обхватил ее лицо ладонями и вгляделся ей в глаза:

— Правда, Меган? И ты говоришь мне это после всех неприятностей, которые тебе пришлось перенести по моей вине?

— Я верю тебе, — ласково повторила она, твердо встретив его пронзительный взгляд. А сердце молча добавило: «Я слишком тебя люблю, чтобы не верить тебе».

— Ты не представляешь, как это важно для меня, моя сладкая Меган, маленькая моя голубка. — Он еще крепче обнял ее, губы коснулись ее ласково и осторожно, будто крылышки мотылька.

Секунду спустя поцелуй превратился в беззвучный крик жажды, и Меган ответила ему таким, что желание целиком завладело ими, и под ветвистой сенью старого дуба влюбленные обрели блаженные минуты забвения в объятиях друг друга, в слиянии душ.

Это было время вне времени — их время, даже с неотвязными мыслями о ранчо и о Кирке. Их связали особые узы, не узы похитителя и пленницы и даже не просто любовные узы, а узы дружбы. Они делились друг с другом своими желаниями, мечтами, воспоминаниями о детстве, такими сокровенными надеждами и страхами, о которых не сказали бы никому другому.

И все-таки, даже при этой новой и драгоценной близости, никто не говорил о любви или о будущей совместной жизни. Тема эта казалась им запретной, не имеющей реальной почвы. Меган все еще думала о побеге, верила в то, что это лучший и единственный для нее выход, поскольку Блейк по-прежнему был нацелен на месть Кирку. Он не видел иного выхода для себя, кроме того, который уже избрал, и не мог ничего предложить Меган, если его планы рухнут, никакого благопристойного выхода из затруднительного положения, если Кирк согласится на его требования. Меган не могла принадлежать ему. Хоть оба и питали тайные надежды на серьезную взаимность, никто по-настоящему не верил, что это возможно.

— А однажды во втором классе я отрезал своими школьными ножницами косичку у Пегги Смит, — со смехом вспоминал Блейк.

— Да что ты! — ахнула с веселым ужасом Меган. Она могла себе представить, каким милым шалуном был он в том возрасте, как задорно сверкали его синие глаза. — Видно, ты слыл большим озорником.

— О да. Отец полосовал мне шкуру столько раз, что я со счета сбился, — признался он.

— И ты приносил лягушек в кармане и прятал и в учительский стол? — допытывалась она, желая представить себе юного Блейка. — Хуже. Однажды я три дня прятал очки мисс чплтон. Бедная женщина ходила слепая, как летучая мышь, и едва не сломала себе шею, пока наконец не нашла их.

— Потом, когда ты закончил школу, прекратились твои проделки?

— Как

сказать. Более того, чем старше я становился, тем изобретательнее они были. И всегда находилась компания, готовая меня поддержать.

— Я понимаю, что ты имеешь в виду. Когда меня отправили на Восток в пансион, как раз это мне там и понравилось. Правда, я ужасно скучала по родителям.

— Ты закончила пансион для юных леди? — удивился Блейк. Молодые девушки редко покидали дом, чтобы продолжать учебу в пансионе, если только родители их не были достаточно богатыми, а ведь Блейк считал, что родители Меган — люди среднего достатка. Она рассказывала ему, что они держат гостиницу в Абилине и, хотя неплохо зарабатывают на жизнь, в целом живут скромно.

— Да. По словам мамы, ей всегда хотелось, чтобы я росла настоящей леди. И хотя она прилагала массу усилий, все равно ей оказалось не под силу отучить меня от замашек сорванца. И она решила, что пансион мисс Абернети для юных леди как раз то, что нужно.

— И не ошиблась?

Меган насмешливо улыбнулась.

— Дурачок, как ты думаешь, где я научилась всяким красочным словечкам?

Блейк удивленно моргнул.

— Там? — недоверчиво спросил он. — А я-то думал, что ты набралась их от постояльцев гостиницы.

— Ох, я набралась там достаточно, чтобы внести свою лепту, когда оказалась в стенах пансиона, чтобы завоевать популярность среди остальных девочек, но больше всего набралась от остальных «юных леди» — моих школьных подруг.

— Милостивый Иисусе! — присвистнул Блейк качая головой. — Если у меня будет дочь, никогда не стану посылать ее в пансион.

За его бездумным заявлением последовало неловкое молчание: Меган и Блейк недовольно покосились друг на друга, потом отвели взгляд в сторону.

— Забудь про то, что я сказал, — наконец пробормотал Блейк. — Глупо с моей стороны.

— Это уж точно, — проворчала она и через несколько секунд ушла.

Блейк не пошел за ней в хижину, почувствовав что им обоим нужно собраться с мыслями и побыть в одиночестве.

Меган одевалась, если можно было это назвать одеванием, — весь ее гардероб состоял из истончившейся до прозрачности рубашки и нижней юбки. Блейк только что отправился за дровами для очага. Они лежали в поленнице за хижиной. Меган услышала его ругательства, заглушаемые грохотом падающих поленьев, и улыбнулась. Обычно именно она просыпалась в скверном расположении духа, но на сей раз утро неудачно началось у Блейка. Сколько времени он будет теперь складывать развалившиеся дрова? Может, все так и оставит, а соберет после завтрака? Наверное, лучше приготовить что-нибудь на скорую руку. Тут до нее донеслось несколько глухих ударов, сопровождавшихся ворчанием и стуком падающих поленьев. Резкий лай Лобо усилил какофонию шумов.

«Что же там такое? « — удивилась Меган. Брови ее нахмурились, когда она услышала конское ржание и топот. Она уже решила проверить сама, что там происходит, когда в хижину с сумасшедшим лаем ворвался Лобо. Он подбежал к ней, потянул за полу юбки и снова бросился к двери. Когда она замешкалась, сбитая с толку, ведь пес никогда заходил в дом без разрешения, он вернулся к ней, не схватил ее руку громадными челюстями и нетерпеливо потянул, не больно, но решительно, так что она не могла вырваться.