Поруганная честь
Шрифт:
— Ладно, парень. Иду-иду!
Меган поспешила с волком за хижину, боясь даже предположить, что ей доведется там увидеть. Но представшая перед ней картина могла бы превзойти самые дикие фантазии: Блейк стоял, привалившись к задней стенке, а с рук его свисало безголовое туловище гремучей змеи.
Кровь текла из змеи, зрелище было жутким.
— Ох, Боже мой! Блейк, выброси эту гадость!
–
Ее всю передернуло. — А я-то думала, что там за шум. А тут вот оно что! — Она бросила полный омерзения взгляд на змею. — Только зачем Лобо понадобилось тащить меня сюда? Я страсть как боюсь этих тварей. Слава Богу, ты убил
— Эта проклятая тварь укусила меня, — прохрипел Блейк, глядя недоверчивыми глазами на змею. — Двадцать шесть лет я жил и работал тут, всегда помня о такой возможности, видя других укушенных, но сам еще никогда не попадался — до сегодняшнего дня! — Он резко засмеялся. — До сегодняшнего дня, — повторил он.
Глаза Меган расширились — она начала понимать смысл сказанного.
— Блейк?.. — вопросительно пискнула она, боясь ответа, неистово желая услышать, что это всего лишь неудачная шутка.
Глаза их встретились, и ей открылась ужасная правда.
— Постарайся не паниковать, Меган. Ты нужна мне.
Боязливым взором она окинула его долговязую фигуру, но нигде не нашла следов крови.
— Где? — еле слышно выдавила она.
— На спине. Не самое удобное место, туда мне не дотянуться. Ты должна мне помочь, Меган. Сможешь сделать это, милая?
Она медленно кивнула, только сейчас заметив как побледнело его лицо.
— Только скажи мне, что делать. Прежде я никогда не сталкивалась с такими случаями.
Выпустив змею из пальцев, отчего Меган снова всю передернуло, — Блейк медленно оттолкнулся от стенки хижины.
— Пошли в дом.
Помогая дойти ему до постели, Меган с ужасом обнаружила, что Блейк теряет силы прямо на ходу. Бледный как призрак, он страшно потел, и к тому времени, когда она посадила его на край кровати, совсем ослабел, а сердце едва не выскакивало из груди.
— Что мне нужно делать? — с тревогой спросила она.
— Помоги мне снять рубашку.
Руки Блейка тряслись так сильно, что она отстранила их и сама расстегнула пуговицы и стащила рукава. Превозмогая страх, она заставила себя осмотреть его спину и невольно ахнула, увидев две отчетливые ранки высоко на правом плече. Кожа вокруг них уже вспухла, покраснела и с каждым ударом сердца сочилась свежей кровью.
— Послушай, Меган. У меня уже все плывет в голове. Не знаю, сколько я еще смогу пробыть в сознании.
— Ох, Блейк! Боже мой! Только не это! Скажи прежде, что мне делать?
— … Сначала… нагрей воду и прокипяти тряпки для перевязки. — Он потряс головой, словно желая прийти в себя, и засмеялся, коротко и невесело. — Нет, сначала разведи огонь в очаге. Прости, но я так и не принес дров.
— Я принесу. Не беспокойся. Что потом? — У Меган были основания подозревать, что надо поскорей, пока он еще в состоянии говорить внятно, вытянуть из него остальные необходимые указания.
— Прокали лезвие самого острого ножа, какой только найдешь, — только не в воде, а на пламени. Так быстрей и надежней. — Дыхание становилось се более учащенным, голос слабел и все чаще прерывался. — У тебя нет каких-либо открытых ранок во рту или на губах? Или больных зубов?
— Какое это имеет отношение к делу, Блейк? Ты точно не бредишь?
— Онемели у меня плечо и рука, но не мозги.
По крайней мере пока что, — с трудом ответил он. Тебе
Она все поняла хорошо, даже слишком хорошо, — и то, насколько это опасно, и то, насколько быстро уплывает драгоценное время.
— Да! Да! Что-нибудь еще?
— Когда обработаешь рану, возьми свой любимый аалум. Он поможет вытащить оставшийся яд и уменьшит опухоль. Когда раны будут чистыми, сделай перевязку и оставь меня в покое. Не удивляйся, если у меня будет сильный жар. Мое тело должно победить яд.
— Это все? Ничего больше?
Блейк дрожал, перебарывая дурноту.
— Это все, что ты в состоянии сделать. Остальное за мной и за природой. — Слова его становились невнятными, глаза застилал туман.
Видя, что он уже готов сомлеть, Меган велела ему перевернуться на живот. — Оставайся со мной, Блейк. Постарайся как можно дольше не впадать в беспамятство. Я быстро. Клянусь, я быстро.
Меган понадобилось все мужество, чтобы приблизиться к дровам. Она с опаской перешагнула через мертвую змею и была благодарна Лобо, что он увязался за ней. Набрав охапку поленьев, она поспешила вернуться в хижину. Затем, на удивление быстро, разожгла огонь и вскипятила воду.
Когда она осторожно поднесла накаленный нож к ранкам на спине Блейка, он издал мучительный стон, и Меган едва не закричала вместе с ним. Только строгое предостережение Блейка не давало ей больно закусить губу. По своей беспомощности она причиняла ему лишние мучения и готова была обменяться с ним местами, лишь бы не делать ему больно. Еще тяжелей стало, когда она сжала пальцами мышцы вокруг ран, чтобы выдавить яд. Пот выступил у нее на лбу и побежал едкими ручейками в глаза, но это было ничто по сравнению с муками, которые терпел Блейк. Он покрылся испариной и весь трясся так сильно, что Меган едва удавалось держать руки на ране.
— Боюсь, что все это не слишком помогает, — сказала она ему, отнюдь не уверенная, что он ее слышит. — Всего сделанного мало.
Молча и страстно помолившись, она приникла губами к ранам, сначала к одной, затем к другой, и стала отсасывать изо всех сил кровь. Ей приходилось перебарывать в себе невольное желание сделать глоток и еще более сильные позывы к тошноте. С неимоверными усилиями она заставляла себя не думать о смертельном яде, а сосредоточиться только на своем занятии. Блейк был без сознания. К тому времени, когда раны оказались очищены и перевязаны, он лежал в жару, лицо его пылало.
Весь день и всю ночь Блейк боролся за свою жизнь. Меган не отходила от него, разве что для того, чтобы принести свежей воды из реки — ею она охлаждала его пылающее тело. Сознание его почти не прояснялось, в основном он метался, стонал и бормотал что-то бессвязное про ферму и Кирка, а порой и про Меган, но все обрывками фраз, которые невозможно было понять. Из этих бредовых выкриков она уяснила себе лишь одно: Блейк говорил ей правду насчет Кирка. Ведь ясно, что человек в таком состоянии не может выкрикивать придуманную прежде ложь!