Порвали парус
Шрифт:
– И для нас удачнее, - договорила она.
– Да, - согласился я. – Одним махом семерых побивахом.
– Главных брать живыми, - напомнила она строго.
– Если возьмутся, - ответил я.
– Да только у тебя что-то не берутся, - съязвила она. – Ты сам, гад, из Моссада!
– А весь Моссад из бывших гэрэушников, - напомнил я. – Благородная традиция не брать пленных живее всех живых, наша сила, слава и оружие!
Она не успела открыть рот, как я отпихнул ее, в конце коридора прозвучала очередь, но еще
Он упал, обливаясь кровью, мы подошли ближе, он смотрел на меня налитыми кровью глазами, я услышал едва слышный шепот:
– Я тебя помню. Ты говорил с шейхом…
– Мир тесен, - подтвердил я.
– Я слышал, - сказал я, - как ты… так хорошо говорил об исламе…
– И сейчас говорю, - ответил я. – Но разве ты пришел с Кораном?
Он раскрыл рот, собираясь что-то ответить, но теологией я уже сыт, хотя мог бы поговорить и еще, люблю это дело, когда на высокие темы, однако времени нет, а послушный разуму палец нажал на скобу.
Тяжелая пуля пробила ему лоб, Ингрид дернулась, я перепрыгнул через труп и пробежал до конца коридора.
Ингрид, судя по голосу, переговаривается с командиром группы захвата, но даже если тот велит прекратить продвижение до конца переговоров, мне начхать, у меня свое руководство, у нее красивое имя Эволюция, а ей подчиняется не только весь живой мир, как думают малограмотные, но и вся вселенная.
Еще двое впереди в засаде, я знаками велел Ингрид замереть, в ее синих глазах заблистали молнии, но послушно остановилась, это потом будет визжать и топать копытцами, а сейчас дождалась двух хлопков моих выстрелов, тут же оказалась рядом.
Глава 10
Боевики распростерлись на полу, одного пуля достала в лоб, второго оглушила, с силой чиркнул по толстой кости черепа и бросив на пол.
Он смотрел снизу вверх в черное дуло моего пистолета.
– Ты… кто?
– Будущее, - ответил я. – В котором тебя нет.
Переступив после контрольного выстрела через тело, я выскочил на лестницу и, прощупывая все впереди и наверху, начал подниматься наверх.
На третьем этаже за углом стоит в ожидании здоровенный охранник с десантным автоматом в руках, прислушивается как к редким выстрелам в саду, так и нашим шагам.
Я выскочил так неожиданно, что он застыл глядя в огромное дуло моего пистолета.
– Ты… кто?
– Вообще, - спросил я, - или вот сейчас?
– Кто такой вообще, - сказал он, - уже знаю… а сейчас?
– Чистильщик авгиевых конюшен, - сообщил я. – Насрали вы здорово… Я бы все сжег, но человечеству почему-то это говно еще жалко. Это ты и подобные тебе говно, если вдруг не понял.
Он бросился с тупым ревом,
Я оборвал его жизнь коротко и безжалостно, все равно что раздавил разносящую заразу муху, и быстро метнулся в другое отделение авгиевых конюшен…
…с тоской понимая, что вся планета за исключением редких островков лабораторий – бесконечная конюшня. Сингуляры вовсе чистить не станут, побрезгуют, у нас впереди свой прекрасный и сверкающий мир без этой биологической грязи.
Внизу из сада и по всему периметру возобновилась стрельба, но не яростная, а какая-то переговорная, как будто стороны еще торгуются, но выказывают неуступчивость в требованиях.
Я передвигался неслышным приставным шагом, почти превратившись в двумерного пласкатика на стене, один часовой вообще увидел сперва дуло пистолета перед глазами, потом только меня.
– Что… что вы делаете?
– Улучшаю человечество, - сообщил я и нажал на спуск. – И, как велел Чернышевский, приближаю будущее.
Ингрид сказала зло:
– Кто такой этот Чернышевский? Тоже из ваших евреев?
– Тоже, - подтвердил я. – Все мы евреи. Даже мусульмане… Пригнись!
Она мгновенно оказалась на полу, а в проходе моментально возникла женщина с автоматом в руках, тут же выпустила очередь в то место, где мы только что находились, но ствол автомата едва начал опускаться в нашу сторону, когда две пули из моего пистолета ударили ей в голову.
Ингрид запоздала ответила такой же очередью, а когда мы пробегали мимо распростертого тела, уже в крови, кивнула в ее сторону.
– Красивая.
Я сказал равнодушно:
– Враги не бывают красивыми.
Она сказала мне в спину:
– Мне показалось… тебе очень нравится это делать.
– Что?
– Стрелять без промаха… убивать, чувствовать власть над чужой жизнью…
Я спросил удивленно:
– С чего вдруг?
– Ты делал все слишком красиво, - сказала она обвиняющим тоном. – Не как спецназовец, для которого главное выполнить задание, а как артист, которому важно еще и сделать это красиво.
Я сдвинул плечами.
– Я ученый, а наука сама по себе очень красивое и высокое занятие. Приучает, дисциплинирует мышление и привычки. Так что может быть… просто перенос тщательности педантичного ученого, это я педантичный, на все… остальное.
– Не-е-ет, - возразила она, - это в тебе проснулся питекантроп…
– А красота акции тогда при чем?
Она сказала победно:
– А перед самкой поиграть мышцами?
Я посмотрел по сторонам.
– А где тут самка?
– Ну ты и сволочь, - ответила она. – Куда прешь, надо дождаться подкрепления!