Поскольку я живу
Шрифт:
– Не очень, вообще-то, - буркнул Лёнька.
– А что делать? – пожал плечами Стас. – Саш, чемодан достал?
Саша засуетился, подкатывая к ним багаж, пока Поля делала удивительное открытие, в очередной раз переворачивающее весь ее и без того хрупкий, истончившийся мир: она тоже не особенно скучала по дому, пока рядом все время крутился сын. И оказаться в пустоте квартире без такого уже привычного щебета ей совсем не хочется. Но решительно тряхнув головой, прогоняя эти странные и несвоевременные мысли, которые
– Ты, когда приедешь, позвонишь мне и все расскажешь.
– Почему ты не можешь поехать с нами?
– Лёня, я же объяснял, - вклинился Стас, пытаясь сохранить в голосе легкость, но Полина видела, что та дается ему непросто. – Мама здесь работает. Феей из пианино. Она не может все бросить и отправиться с нами. Феи… они… - подбирая слова, он посмотрел на бывшую жену, нахмурился всего на одно мгновение и продолжил: - они же не выбирают, кем им быть, они сразу такие.
Лёнькина нижняя губа неожиданно задрожала. Как тогда, на пляже в Затоке, когда он кричал, что ему не больно и что он не нарочно упал – лишь бы не разочаровать ее. Лишь бы она не прервала прогулку, сократив хоть немного время пребывания вместе. Такой маленький, а уже просчитывал наперед.
Полина растерянно смотрела на сына, не зная, как поступить. Но разве могло быть иначе, когда ее стало так много в жизни Лёньки? И Стас настаивал. Кому от этого теперь лучше?
– Мне нужно идти, - быстро проговорила она и порывисто отступила на шаг.
– Мама! – выкрикнул мальчик, всем телом рванувшись за ней. Только Стас его удержал.
– Сейчас ты поцелуешь ее на прощание, а потом поговорите в скайпе, - нарочито спокойным голосом заговорил он, а сам в это время буравил Полину тяжелым больным взглядом.
Полина ответила ему не менее хмурым выражением лица, быстро поцеловала сына и потянулась за чемоданом.
– Я буду ждать, - подхватывая спокойный тон Стаса, сказала она.
– Мам! – снова выкрикнул Лёнька, но Штофель слегка встряхнул его.
– Мама обязательно приедет к тебе в гости, - безапелляционным тоном сообщил сыну он.
Полина дернулась. В гости…к собственному ребенку… Дикость!
Не может быть, чтобы он это сказал. Но что еще он мог сказать, Господи?
А что ей сказать? Подтверждать?
– Обязательно приеду. Постараюсь очень скоро! – вмиг пересохшими губами произнесла Поля. И теперь зазвенел уже ее голос.
– Так, все, расходимся, - проскрежетал Стас, отчаянно сжимая тельце мальчика в руках. – Маме пора, нам далеко ехать. Пошли.
Он рванул к машине, и за его суетой и порывистыми движениями Полина рассмотрела растерянность, которую он никогда не демонстрировал ей с тех пор, как она сообщила ему о разводе. Тогда это длилось лишь мгновение. Потом, придя в себя, он действовал напористо, объявляя свои условия, капля за каплей уничтожавшие ее надежды расстаться по-хорошему. Он не отдаст ей Лёню. Он не станет отпускать его к ней в гости. Он не позволит им видеться. Ни раз в неделю, ни раз в
Получи: машину, квартиру, деньги на карточный счет. Получи что угодно. Сына – нет.
Он не ожидал, что она так сможет, а она смогла.
И отрезала от себя окончательно то, что не успело врасти. Не ее вина, что потом он изменил решение, когда Лёнька начал спрашивать. Но ее вина – что она с ними со всеми это сделала.
Стас был отходчив. Остыл. Лёнькино благополучие для него важнее собственных обид. И, как оказалось, По?лино тоже.
Штофель поставил ребенка на землю, открыл дверцу машины и обронил:
– Садись, поехали.
Лёнька только взвыл еще громче.
Стас затравленно глянул на Полю:
– Иди уже!
Она кивнула и медленно пошла к подъезду, оглядываясь на каждом шагу. Лёнькин крик отдавался в голове, и ей самой хотелось кричать, он она лишь сильнее закусывала губы.
А то, что случилось потом, Поля и сама не успела осознать. Только одновременно со Стасовым криком: «Лёня!», - ей в ноги толкнулся разгоряченный комок, означавший целую жизнь, – всем своим небольшим весом. Маленькие руки обхватили колени, вцепились накрепко, а зареванное личико было поднято вверх.
– Я хочу с тобой! – захлебывался плачем Лёнька. – Мама! Я хочу с тобой!
Ноги у нее подкосились, и она опустилась рядом с ним, прижимая к себе худенькое тельце. Чувствовала слезы, катившиеся по щекам, и ком, не дающий вздохнуть. Из последних сил она подняла голову, сжимая Леньку еще крепче, и посмотрела на Стаса.
А он не мог оторвать от них глаз. Черных, испуганных. Видит бог, он все на свете отдал бы, чтобы было иначе. Видит бог, он хотел сейчас обнимать одновременно и эту женщину, и этого ребенка. Видит бог, у него достало бы сил сделать их счастливыми.
Но все, что у него было – право выбирать.
Или – или.
Он сглотнул, утопая в прозрачно-льдистом взгляде Полины, и понимал, что его решение уже принято. Задолго от этого дня. Если можно любить сильнее – он будет любить сильнее. Ради Лёньки. Она видела, как Стас медленно растянул на губах улыбку по своему лицу, облачаясь в доспехи. Потом зашагал к ним, присел на корточки и потрепал детскую голову, зарываясь пальцами в светлые волосы.
– Ну и что за концерт вы тут устроили? – со смешком поинтересовался он. – Хочешь пожить с мамой?
– Да! – выдохнул между всхлипов Лёнька и отчаянно закивал.
– Так бы и сказал по-человечески, а то нюни распустил. Полин, ты как?
– Не шуми, - проговорила она. – Если ты не против… Недолго, на сколько отпустишь.
– Все зависит исключительно от твоего расписания, драгоценный мой министр культуры, либо я пришлю к вам Лену, - мягко ответил он, а потом вытолкнул из себя: - Только обещай мне звонить почаще. И когда он соскучится – привези обратно. Или я сам примчусь.
– Да, конечно, - быстро закивала Полина. – Но Лену, наверное, попроси приехать.