Поскольку я живу
Шрифт:
– Не вопрос. Лёньк, - Стас повернул голову к сыну, уткнувшемуся мордашкой Полине в шею. – Дружище, бросай хлюпать носом. Давай, ты за главного. Веди себя хорошо, маму не обижай. Она девочка и фея. Их вообще нельзя обижать.
– Я взрослый! – пробухтел маленький Штофель, не отрываясь от матери.
– Я в курсе, - Стас снова сглотнул, не без труда. И глянул на прибалдевшего водилу: - Саша, Лёнькин чемодан тоже доставай. Поль, я вас в квартиру-то хоть подниму, да?
Она снова закивала, опасаясь, что, если заговорит, разревется пуще прежнего, как и Ленька.
Он и правда поднялся с ними на лифте. Занес в квартиру вещи.
– Не сходите с ума, ладно?
– Мы постараемся, - виновато улыбнулась Полина. – Ты не беспокойся, все будет хорошо.
– У тебя вариантов нет, - хмыкнул Стас. И ушел с глаз, навсегда оставшись в жизни. Другом.
А в это самое время по ее квартире бродил маленький мальчик, присматриваясь, оглядываясь, вступая в свои права – куда только слезы делись. И теперь уже она ходила за ним хвостиком, наблюдая, до тех пор, пока, остановившись посреди кухни, он не спросил звонким и удовлетворенным голосом:
– А что на ужин?
– А что ты хочешь? – чуть помешкав, спросила Полина, понимая, что ужинать им нечем. И затаила дыхание, с восторгом ожидая его ответа.
– Молоко и печенье! – постановил ребенок.
– Тогда – в магазин!
Глава 23
Билборд, возвышающийся над проспектом и, соответственно, над их головами, перечеркивал действительность яркими алыми буквами: День независимости. НСК «Олимпийский». «Мета» с симфоническим оркестром и Полина Штофель. «Berlin. Re-entry».
Требование разместить на афишах и ее имя принадлежало ему, оно всплыло в последний момент, когда их уже практически отдавали в печать. Недостаточно только образа на обложках и фото. У нее есть имя. И, как все прекрасно понимали, далеко не последнее в мире музыки. Таранич, неожиданно покладистая, идею подхватила. В ее не самой дурной голове зародились новые мысли – взяться за Штофель и таки сделать из нее украинскую Кейко Мацуи. В конце концов, законы шоу-бизнеса требовали новых имен. А у Полины уже были свои диски и растиражированное не без помощи «Меты» в широкие массы лицо. Узнаваемое.
Здесь, на этом фото, которое растянули по билборду, они стояли рядом с Иваном, держась за руки, на пароме под одним из мостов Шпрее. Фото было из их последней фотосессии в Берлине. После… после всего. На следующий день после того, как она съехала в другую гостиницу. Два робота, отыгрывающих на камеры то, что сдохло и отдавало душком.
Иван негромко хмыкнул, вынул из кармана телефон и щелкнул кадр. Пусть будет.
– Эти фотки на вашем сайте болтаются уже месяц, взять и скачать совсем не судьба? – хмыкнула Славка за его спиной.
– Пираньям слова не давали, - отозвался Иван, повернувшись к мелкой Таранич. Та в ответ на его слова широко улыбнулась, обнажив хищные зубки.
– А вообще вы хорошо вместе смотритесь, - как ни в чем не бывало, заметила она.
– Это я знаю. Ладно, поехали! Опаздываем.
Без лишних слов Слава забралась в его машину, он сел следом. Как так
А это, свежее, новое – сделано должно быть ровно так, как он и задумывал. Потому и вспомнил о Славке. Сейчас их в команде трое было. Она, Фурсов – куда без него и сам Иван.
Еще студия звукозаписи черт знает где за городом. Маленькая, домашняя, очень уютная. И не видавшая таких денег, какие Ванька готов был платить.
Они разрывались. Потому что пока еще не поставила точки в своем существовании «Мета», просто давно уже все пошли дальше, дальше прошлого и дальше одной группы. И они были почти счастливы, творя и вытворяя сейчас втроем, почти не надеясь на положительный результат и даже не представляя, что выйдет из их авантюры.
Добравшись до «SmileStudio», где записывались черновики к берлинскому альбому и где с незапамятных времен проводились их репетиции, Ванька выдохнул и взглянул на часы. Почти одиннадцать. Без трех минут. Возможно, Полина уже внутри. Возможно, она уже все решила. Что решила?
Тот факт, что на финише она не ушла с дистанции, обнадеживал. И он же пугал. Стальные нервы? Или теперь уже и правда стало все равно?
Но за эти недели она так и не связалась с Таранич на предмет расторжения договора, чего Иван, положа руку на сердце, побаивался. Зато регулярно выходила в скайп, обсуждая детали концерта. Начиная с оргвопросов, заканчивая платьем и прической. Как будто бы это имело значение! Но он бы и этого не знал, если бы не докладывала Славка. От пираньи толк определенно присутствовал.
На парковке По?линого Инфинити не наблюдалось. Несколько мгновений он оглядывался вокруг себя. Потом рассердился. Потом порывисто захлопнул свою машину.
– Вообще-то, она тоже может опаздывать или приехать на такси, - брякнула Славка. Вся история в деталях была ей не известна. Фурса только однажды просветил ее на тему того, что пять лет назад Полина и Ванька расстались из-за недоразумения и до сих пор его не разрешили. Это объяснение ее устроило. Его хватало для того, чтобы уяснить, зачем Мирош затеял авантюру, в которую они влезли сейчас втроем втайне от матери. Конечно, в шоу-бизнесе Рыба-молот была мастодонтом. Но и Слава впитывала в себя все, как губка. Глупость несусветная, но за успехом именно сейчас они и не собирались гнаться. Все дышало, как влажный воздух дождливого августа, до обеда раскаленного солнцем, наэлектризованного тысячей эмоций, что они проживали, а после полудня – врывающегося грозой в их мир.
Иван ничего ей не ответил. В напряжении, овладевшем им, он и сам наэлектризовался до предела. Они вошли в репетиционный зал, когда все уже собрались. Все, кроме Поли. Он сжал челюсти и двинулся к микрофону, здороваясь по пути со всеми присутствующими. Виделись все недавно. Только на прошлой неделе вернулись из тура по городам и весям не только родины, но и зарубежья. Испанские веси, к примеру, были восхитительны, хотя жизнь в самолетах порядком уже утомила.
– Ну что? Времени терять не будем? – совершив круг почета, состоящего из приветов и рукопожатий, поинтересовался Иван. – Работаем?