Поскольку я живу
Шрифт:
Чем бы это все ни закончилось, в тот день он был уверен в одном – ничего не изменится. Но хотя бы правдой он закроет свой счет перед Полей. То, что должен был сделать пять лет назад. Но он смертельно устал раскаиваться в собственных ошибках. Сейчас он хотел просто дышать небом и видеть хоть иногда море.
И черт его знает, что он увидел спустя пять дней, отыграв концерт в Харькове, вернувшись в Киев, забрав из гостишки для домашних животных двух одомашненных троглодитов – Лорку и Карамбу, когда в
Оно застало его дома, когда он собирался выходить на прогулку с псом. И прежде чем прочитать его, Ваня выкурил две сигареты, поджигая их раз за разом дрожащими пальцами и не понимая, какого хрена те дрожат – он ведь спокоен, как удав.
А потом долго смотрел на расползшуюся во весь экран таблицу с показателями, значения которых он ни черта не представлял. И в самом низу – «Вероятность отцовства: 0%».
И вдох. И выдох. И скулящий в коридоре квартиры Лорка. И пульс в висках. Все это было где-то в другом месте и в другое время. А сам Иван сосредоточенно читал написанное с нового абзаца:
«Предполагаемый отец исключается как биологический отец тестируемого ребенка. Это заключение основано на несовпадении аллелей, наблюдаемых в перечисленных локусах, индекс отцовства равен 0. У предполагаемого отца нет генетических маркеров, которые должны быть переданы ребенку биологическим отцом. Вероятность отцовства равна 0%».
Последние символы текста слизал сигаретный дым, выпущенный им вместе с судорожным выдохом.
Глава 21
Большой бокал отражал от своих толстых граней рассеянный свет, лившийся из-под абажура торшера. Эти же грани причудливо преломляли жидкость янтарного цвета внутри бокала. А Мила, не донеся этот самый бокал до рта, гипнотизировала телевизор, в котором сейчас мелькали кадры с ее собственным сыном и той Зориной, которой все же удалось ее обскакать.
Пустота в голове.
Пустота во взгляде.
Пустота на душе.
Только в сердце все еще ворочающаяся ненависть. Слабо, отблеском – вместо пламени, шелестом – вместо рева.
Очнувшись от собственного транса, Мила зло выплеснула остатки виски в экран, выругалась и отправилась на поиски телефона. С тех пор, как Иван отпустил надзирательницу, порядка в квартире было немного, но по мере того, как приближался день отъезда, его становилось и того меньше.
Мила намотала несколько кругов по квартире, пока наконец не обнаружила трубку под подушкой в спальне. Издав глухой звук, знаменовавший победу, она шустро откопала среди контактов телефон сына и прислушалась к гудкам.
– Да, - брякнул ее «мобильный» отпрыск спустя несколько мгновений тягостного ожидания.
– Сыночек мой, голосистый, - деланно проворковала Мила. –
– Не отвлекаешь, - его голос в ответ звучал ровно. – Что у тебя?
– Да вот… в телевизоре тут тебя увидела…
– Первый раз, что ли?
– Не в первый, но тут у тебя… партнерша… Это что же – воссоединение семьи?
– Творческой, Мил, творческой. Другие вопросы есть?
– Хоть и вырос, а ума не набрался, - проворчала она, хлебнула из стакана и выдала: - Просьба есть. Домой хочу, загостилась.
– Ок. Билет взяла?
Мила ненадолго замерла.
Не настаивал. Не уговаривал. Не просил.
Банально – «ок».
Впрочем, не он ли отозвал цербера? Не он ли перестал оплачивать ее счета? Не он ли перестал интересоваться ее обследованием?
Мила медленно облизнула губы, которые все еще грели капельки вискаря.
– Нет. Только не говори, что тебе сложно.
– Мне не сложно. Тебе поскорее?
– Да. Ты хоть и не веришь, а я тебе жизнь усложнять не хочу.
– Ну почему не верю? Верю. Себе тоже. Пожалуйста, не забудь то, что говорил Вронский по поводу завещания отца, - текст Иван произносил как заученный. Монотонно и бесстрастно. Мила не могла знать, что он действительно включил в себе автопилот и в это самое время сидит перед монитором ноутбука и внимательно вглядывается в десятки слов в окне сообщения собственной почты. Адресат: p.shtofel@gmail.com.
– Ну вы молодцы. Избавились от меня оба.
– Может быть, ты от нас?
– Ох, только не начинай! – отозвалась Мила. – Я всю жизнь была у тебя исчадием ада, в отличие от отца. И никто – никто! – не думал, каково мне.
– Хорошо. Пусть так. Я перезвоню, ок?
– Угу, - буркнула мать и отключилась.
Иван отложил в сторону трубку, с удивлением констатировав про себя, что его мало трогает материна обида. Еще недавно он бы пытался ее дразнить, чтобы чувствовать, что ей не все равно. Либо злился бы, что в действительности ей плевать. Либо бросался по первому зову выполнять любые требования, считая ее просто несчастным человеком, который оступился, но которого ему никто не заменит. Мать нельзя заменить.
Как так вышло, что теперь – не трогает? Однажды Иван пытался ампутировать Зорину, на чье имя сейчас смотрел, мучая глаза ярким светом с экрана монитора. Не вышло. Потому что она его любила и была его частью. Она никогда его не предавала и была бы с ним всегда, всю жизнь, если бы им не подрубили крылья собственные родители. А Милу – вот теперь, спустя десятки набитых шишек, и вовсе к этому не стремясь – отнял от собственных сухожилий и костей, оставив невразумительную культю. Женщину, чьей частью был сам, – выйдя из ее чрева.