Послание Геркулеса
Шрифт:
Звездолет разгонялся. Возмущение, которое могло быть невидимым кораблем, исчезало с экрана. Звезды летели мимо «Энтерпрайза», как в старом телефильме, потом они стали реже и тоже пропали.
– В игре этого не происходит, - заметил Маевский. Надпись КОНТАКТОВ НЕТ мигнула и исчезла. Панель
состояния опустела.
И появилось изображение куба.
– Такого точно в игре нет!
– Маевский облокотился на стол, положил подбородок на руки и вдвинулся в экран.
Куб повернулся под сорок пять градусов, остановился и закрутился в обратную сторону.
Гамбини
– Может быть, - сказал он.
– Может быть.
Это был совершенно обычный куб. И в официальном отчете он выглядел бы чертовски глупо. Может, алтейцы отличные инженеры, но им бы не помешал ликбез по пиару.
– Зачем?
– спросил Гарри.
– За каким чертом они нам послали кирпич?
– Это не кирпич, - ответил Римфорд.
– Это они нас приветствуют самым простым из возможных способов. Когда мы обсуждали проблемы общения между культурами, ранее полностью изолированными, мы думали только в терминах передачи инструкций. Но они пошли на шаг дальше. Наверное, они решили, что нам нужно какое-то ощутимое поощрение, и потому послали картинку. И еще они установили некоторые параметры архитектуры компьютера, который мы, по их мнению, будем использовать, чтобы согласовать их с передачей.
Маевский со своими помощниками заканчивал регулировку компьютера. Математик вставил на место какую-то панель и дал сигнал Гамбини. Руководитель проекта загрузил стандартную программу поиска и вставил диск с записью передачи.
К машине были подключены несколько мониторов, чтобы всем было видно. Лаборатория была забита народом: люди, чья смена кончилась, еще остались, и царила атмосфера праздника.
Гамбини махнул рукой, требуя тишины.
– Кажется, мы готовы, - сказал он, включил компьютер в режим сканирования, и веселый шум затих. Все глаза смотрели на экраны.
Замигали красные лампочки.
– Работает, - произнесла Анджела Делласандро. Где-то в здании хлопнула дверь, послышался шум бойлера. Экраны были пусты. Лампочки погасли.
И появилась черная точка, едва различимая. Гарри попытался понять, не мерещится ли ему, но точка раздулась в выпуклость. От нее протянулась черта через весь экран. Потом она свернула вниз под прямым углом и описала петлю. От основания петли протянулась вторая линия параллельно первой, а на конце ее возникла еще одна петля, касающаяся первой прямой.
Это был цилиндр.
Кто-то радостно завопил. Послышался хлопок и шипение пены.
Римфорд стоял у монитора, свет экрана падал на его лицо.
– Вот тебе и тезис Брокмана, - сказал астроном.
– Нет еще, - возразил Гамбини.
– Пока еще рано говорить.
Под цилиндром появилась надпись из двенадцати знаков. Стало слышно, как напряженно дышит Римфорд.
– Это будет его название, - сказал он.
– Обозначение для цилиндра. Нам передают словарь.
– А что такое тезис Брокмана?
– спросил Гарри. Лесли посмотрела на Бейнса, тот кивнул.
–
– В голосе ее зазвучало сомнение.
– Эд тебе скажет, что Брокман может еще оказаться прав, поскольку мы только начинаем. Но я думаю, мы уже видим некоторые свойства подхода алтейцев к разрешению проблем, очень похожие на наши. И сегодня вечером мы можем получить еще одно этому подтверждение.
Римфорд заинтересовался:
– А какое, Лесли?
– А ты представь себе нас, - сказала она.
– Если бы мы кодировали картинку для другого вида, какое изображение мы бы послали обязательно?
– Наше собственное, - ответил Гарри.
– В точку. Гарри, из тебя вышел бы отличный психолог. Так вот, я скажу вам, что нам предстоит узнать. Способность к созданию технологической цивилизации требует по самой своей сути определенной логики и типа восприятия, что перевешивает, и намного, быть может, факторы, о которых говорит Брокман.
– Посмотрим, - пожал плечами Гамбини.
– Надеюсь, что ты права.
На глазах у Гарри цилиндр исчез.
Снова появилась точка. На этот раз получилась сфера. И снова с надписью. Пирамида. Трохоида.
– Розенблюм уже знает?
– спросил Гарри.
– Я не уверен, что мы уже готовы выходить на директора, - ответил ему Гамбини.
– Можно сообщить ему позже, когда поймем, что у нас тут получается. Ведь именно это он и любит? А пока что выкинем отсюда этих алкоголиков.
Он возвысил голос на последней фразе, и несколько «алкоголиков» зааплодировали.
Через некоторое время снова появился цилиндр, но под прямым углом к ранее показанному. И новая надпись.
– Она должна быть похожа на предыдущую, - сказал Маевский, - и общая часть, значит, будет определять сам предмет. А различие - угол наклона или что-то в этом роде.
Гарри не понял, но спрашивать не стал. Появился третий цилиндр.
И еще долго продолжалась демонстрация геометрических фигур. В конце концов Гарри заскучал и сказал, что пойдет известить Розенблюма. Было уже за полночь.
Директор не выразил удовольствия ни поздним временем звонка, ни содержанием сообщения.
– Цилиндры!
– буркнул он.
– О'кей, Гарри, но это не то, что нам нужно. Ладно, ты присматривай, что будет дальше, и извести меня, если появится что-то новое.
Гарри нашел пустой кабинет и часок вздремнул. Когда он вернулся в центр, то все еще ощущал жуткую усталость. Найдя Гамбини, он описал ему реакцию директора и хотел уже попрощаться, когда заметил, что физик вообще ничего из его слов не слышал. И вообще настроение в зале как-то изменилось.