Послание Геркулеса
Шрифт:
– Неуклюжий?
– Громоздкий. Например, степени сравнения выражаются числовыми значениями, положительными и отрицательными. Как будто ты оцениваешь прилагательное «хороший» по десятибальной шкале, не вводя даже понятий «лучше» или «наилучший».
– Зато дает разумную точность.
– Да, точность есть. И еще какая! То же самое с прилагательными. Например, ничто не бывает темным. Устанавливаются количественные стандарты для освещенности и дается способ определения такого стандарта. Но что меня сильнее всего поразило - это то, что при переводе на английский получается весьма впечатляющая поэзия. Это, конечно, не поэзия,
– Она озадаченно покачала головой.
– Одно я тебе скажу, Гарри: в той форме, тем способом, которым они его передают, - это не естественный язык. Слишком он математизирован.
– Ты думаешь, они создали его специально для передачи?
– Вероятно. И если это так, то мы теряем огромный источник информации о них. Есть прямая связь между языком и свойствами его носителей. Гарри, нам действительно необходимо это все открыть. Я знаю многих людей самых разных профессий, которые должны на это взглянуть. Слишком много областей, где я не могу быть экспертом, где у меня даже надежных рабочих знаний нет. И вот так сидеть здесь закупоренной - это меня бесит.
– Понимаю. Но теперь многое переменится. Пришли допуски, и можно будет привлечь людей побольше.
– Это код, Гарри. Код, и больше ничего. И знаешь, что во всем этом самое странное? Мы могли бы сделать лучше. Ладно, главное, что мы начали его читать. Это пока медленно, потому что еще многое надо сделать.
– Тут она увидела свой сандвич, почти нетронутый, и откусила кусок.
– Думаю, Харли будет разочарован.
– Почему?
– Пока что основная масса материала, которую нам удалось расколоть, похожа на философию. И я думаю, что начало технологического скачка, который он рассчитывал получить…
– А он рассчитывал именно на это?
– Не сомневайся. Читать надо между строк, Гарри. В массовой прессе, в научных журналах полно рассуждений на тему, что может заключаться в передаче. И ты не думаешь, что у него до сих пор слюнки текут?
– А это все - философия?
– Ну, уверенности быть не может, потому что мы большинство терминов не понимаем, а может, и не поймем никогда. Я даже не знаю, не прислали ли нам какое-то межзвездное евангелие.
У Гарри поплыли образы перед глазами - он представил себе, как могут на это реагировать президент и Бобби Фримен. И он осклабился.
– Может быть, этот вариант для нас лучший из всех.
– Гарри, я рада, что тебе весело, потому что там этой философии до черта.
– А история их есть? Они что-нибудь о себе рассказывают?
– Ничего, что нам удалось бы обнаружить. Есть комментарии, но абстрактные, и мы не можем по-настоящему понять, к чему они относятся. Есть длинные математические разделы. Кажется, мы нашли описание их солнечной системы. Если мы прочли правильно, то у них шесть планет, и у их родной планеты действительно есть кольца. Кстати, она кружит вокруг желтого солнца.
– Гамма.
– Верно, Гамма.
– Лесли состроила гримасу.
– Но все остальное… они пишут широкими мазками, Гарри. Судя по тому, что я видела, они не очень интересуются тем, из чего делается оружие. Знаешь, что я думаю об этой передаче? Что она представляет в своей основе?
Гарри не знал.
– Серию пространных эссе о добре, истине и красоте.
– Ты шутишь.
– Мы знаем, что они интересуются космологией.
– Вполне правдоподобно, - согласился Гарри.
– А что мы могли бы ожидать от столь развитой расы?
– Я тебе скажу. Помнишь, мы упоминали энциклопедию? Так вот, это все больше и больше на нее похоже. Полное хранилище их знаний. Все, что они считают существенным.
Гарри начинал понимать, как приятно было ему проводить с ней время. Ее смех радовал его, ободрял, и когда ему нужно было говорить, она слушала. Ее готовность бросить практику в Филадельфии и по малейшему капризу съездить в Гринбелт говорила не только о профессиональной гибкости, но и о том, что дома у нее нет сильных эмоциональных якорей. Конечно, в лоб он не спрашивал, поскольку это могло бы быть неправильно понято. Лесли была слишком прозаической женщиной, чтобы затевать романтические истории. И все же он безотчетно радовался своему умозаключению, что в ее жизни нет мужчины.
Они вместе пошли в лабораторию, и Гарри тщательно держал нужную дистанцию, но с теплым чувством осознавал, быть может, впервые, ее физическую привлекательность. Ей надо было почти два шага на его один, но она не отставала, и они продолжали разговор. Она заключила, что у алтейцев был о эстетическое чувство, и сейчас думала вслух, должно ли это качество быть неотъемлемым свойством разума. И если да, то почему? В конце концов, трудно видеть, в каком смысле оно способствует выживанию.
Они прошли через тусклый пейзаж под серо-белым декабрьским небом, с которого в любую секунду грозил посыпаться снег. В лаборатории Лесли поспешила к кабинету в глубине корпуса, который она за собой закрепила, а Гарри пошел говорить с Питом Уиллером.
Священник сидел за компьютером, тщательно вбивая символы с листков блокнота. Он явно был рад поводу оторваться.
– Привет, Гарри!
– сказал он.
– Идешь на кмоховское собрание?
– Еще не решил.
– Там будет разогретая публика. И достаточно враждебная. Ты знаешь, что даже на Бейнса уже начинают давить? К нему вчера вечером явилась целая делегация. Джексон, Чанг и Гропнер среди прочих. Они хотят, чтобы он отказался от дальнейшего сотрудничества с проектом. И выступил вместе с ними перед общественностью.
– Каким чертом можно давить на Бейнса?
– Прямо - никак. Но ты же его знаешь. Он терпеть не может, когда о нем кто-нибудь плохо думает. Особенно люди, с которыми он работал всю жизнь. И что еще хуже, он сочувствует обеим сторонам.
– А ты?
– Нашлись люди, которые пожаловались аббату. Он говорит, что на него несколько давит американская церковь, но поощряет меня держаться и решать самому. Они попали меж двух огней - не хотят, чтобы их считали пособниками тех, кто скрывает информацию, а с другой стороны - не хотят быть камнем на пути прогресса.