Послание Геркулеса

Макдевит Джек

Гарри был удивлен, что президент знает Шенкена. Харли пристально посмотрел на Гарри и явно остался неудовлетворен.

–  Ладно, это не ваша вина. Вы знаете, что есть один смертельный случай?

Гарри знал. Только не знал, не тот ли это ребенок, которого уносили у него на глазах.

–  Третьеклассник из Мейкона.
– Харли взял со стола пачку сигарет, предложил Гарри и закурил сам. Никогда раньше Гарри не видел, чтобы Харли курил.
– Судя по видеозаписям, нам повезло, что погибший только один. Хотя очень жаль, что это ребенок. Я так понял, что Фримен хочет провести завтра поминальное богослужение. Я

бы его попросил этого не делать, если бы думал, что он хоть сколько-нибудь прислушается.

–  Зачем он это делает?
– спросил Гарри.
– Он ведь уже признал свою виновность.

–  Как же. Перед кем?

–  Передо мной.

–  Я так понимаю, не на публике?

–  Нет. В медпункте.

–  Это не много дает.
– Харли хмуро поглядел на сигарету, затянулся, выпустил облако дыма и затушил сигарету в пепельнице.
– Эта чертова штука убьет, меня когда-нибудь. Не люблю быть циником, но этот паразит только потому устраивает богослужение, что знает наверняка: его покажут по телевизору, а он любит мелькать. Использует каждое появление для проклятия безбожным элементам, кто бы они ни были. Но дураками будем выглядеть мы.
– Президент прижал пальцы к вискам.
– Надеюсь только, что вы принесли что-то, стоящее той цены, которую мы платим.

Гарри сидел под портретом Теодора Рузвельта. Тедди расположился в кресле подле камина, в задумчивом настроении. Возглавляя наступление, на сафари, на охоте на бизона Тедди всегда казался Гарри самым неприятным из президентов. В отличие, например, от Джефферсона или Мак-Кинли, принадлежащих далекой эпохе, этот кавалерист-доброволец был олицетворением романтического века, которого никогда и не было. А кто сегодня представляет реальность? Джон У. Харли или Эд Гамбини?

–  Мистер президент, Пит Уиллер думает, что нашел способ извлечения энергии из магнитного поля Земли.

–  Вот как?
– Выражение лица Харли не изменилось, но в глазах сверкнул интерес.
– И сколько энергии?
– - Он наклонился вперед.
– И насколько сложен процесс?

–  Пит считает, что в свое время эта энергия удовлетворит мировую потребность. Источник чертовски близок к неисчерпаемому. Практических деталей у нас пока нет. Они потребуют определенного времени, но Пит утверждает, что механизм не будет сложным.

–  Господи!
– Харли просиял.
– Гарри, если это правда, если это правда… - Он уставился в даль.
– Когда я получу что-то на бумаге?

–  К концу недели.

–  Давайте завтра. К середине дня. Дайте, что у вас есть, пусть это даже будет записано на обороте конверта. Меня не интересует теория. Я только хочу знать, какую можно получать мощность и сколько надо будет ресурсов, чтобы запустить систему. Гарри, вы меня поняли?

–  Мистер президент, я не уверен, что мы сумеем так быстро собрать данные.

–  Сумеете, сумеете.

–  Но мне кажется…

Президент встал и посмотрел на часы. Гарри понял намек и тоже встал.

–  У вас челюсть распухла. Это во время беспорядков, или к вам слишком пристают дамы?
– Он заулыбался, придя в радостное настроение.
– Поберегите себя, вы мне нужны. Эд и его команда - это хорошие люди, но у них нет чувства ответственности. Разве что перед собой. Я их понимаю - они живут в мире, где люди разумны и нет других врагов, кроме невежества.

Мне нужно ваше здравое суждение, Гарри.

Харли подтвердил свои слова кивком, который яснее слов сказал Гарри, что теперь он входит в президентскую команду.

–  Преступники стреляют в людей. Спроси я у Эда, что делать с этой проблемой, он бы предложил мне прекратить производство огнестрельного оружия. Прекрасный логический ответ и никуда не годный, конечно, поскольку политический климат такого не позволит. Зато мы, быть может, решим наши внутренние проблемы, подключив новый источник энергии. Поживем - увидим. У вас еще что-нибудь есть ко мне?

–  Нет, сэр, - ответил Гарри, направляясь к двери.

Он понимал, что его снова взяли за шкирку и выставили. Но Харли это сделал настолько искусно, что из Белого дома Гарри вышел в приподнятом настроении.

Бейнс Римфорд, покинув гостиницу на Гудлак-роуд, не поехал к себе домой. Он несколько часов бесцельно ездил по пустым хайвеям, между стенами темного леса. Дождь, переставший днем, зарядил снова. На ветровом стекле стала намерзать наледь.

Видит Бог, Римфорд не знал, что делать.

Он въехал на подъем, слишком быстро спустился вниз и вошел в длинный поворот, выходивший к мосту. Не было видно, что там внизу - вода, или рельсы, или просто ложбина, но в некотором смысле это был мост через время. На той стороне ждал его Оппенгеймер. И Ферми, и Бор. И все, кто спустил с цепи небесный огонь.

Наверняка был такой момент, думал Римфорд, в Лос-Аламосе, или в Оук-Бридже, или в университете Чикаго, когда они поняли, по-настоящему поняли последствия своей работы. Случилось ли им тогда сойтись и обсудить? Было ли решение о продолжении работы сознательным, когда зимой сорок третьего - сорок четвертого стало ясно, что нацисты далеки от создания бомбы? Или просто они действовали по инерции? В экстазе от проникновения в тайны Солнца?

Римфорд говорил когда-то с Эриком Кристофером, единственным участником проекта «Манхэттен», которого знал лично. Кристофер был уже удручен годами, когда Бейнс подошел к нему на встрече, где Кристофер подписывал книги. Он уже тогда сошел с нарезки и пытался связать физику с дальневосточным мистицизмом. Римфорд купил экземпляр и был обрадован реакцией старика, когда назвал свое имя. А потом безжалостно задал ему вопрос. Единственный случай, когда он мог вспомнить за собой намеренную жестокость. Кристофер тогда сказал, что вам теперь, шестьдесят лет спустя, легко говорить, что надо было делать. А в нашем мире были нацисты и страшная война на Тихом океане, грозившая гибелью миллионам американцев, если бы мы не сделали бомбу.

Но не могло не быть у них часа, мига, когда они усомнились в себе, когда была возможность действовать ради будущего, направить историю по другому пути. Этот выбор существовал, как ни короток был тот миг. Они могли отказаться выпускать джинна из бутылки.

«Выбор «Манхэттен».

Римфорд гнал машину в ночь, искал по темным сельским дорогам что-то, чего сам не мог назвать. И яростно думал, не будет ли миру спокойнее, если он сейчас разобьется.

* * *

Глаз у Лесли распух. Было и еще несколько весьма заметных синяков. И она поморщилась от боли, когда села.